«Я считаю, — говорилось дальше в письме, — что мой долг сражаться за
свою страну. Я не думал так, когда уходил из лагеря, но теперь сознаю, что
был неправ, что не представлял себе ясно обстановки, потому что был
целиком поглощен собственными неприятностями и ожесточился против
окружавших меня людей. Мое состояние стало невыносимым после того, что
произошло в последний вечер моего пребывания в лагере. Враждебность роты
вылилась в ряд кулачных боев со мной. Меня вызвали на бой десять самых
здоровых солдат роты. Я чувствовал, что должен принять этот вызов.
Я потерпел поражение в девяти боях, однако дрался честно и не просил
пощады. В десятом бою мне удалось побить своего противника. Он несколько
раз сбивал меня с ног, но в конце концов я нокаутировал его. Это было моим
высшим торжеством за долгие недели боев. Солдаты роты, наблюдавшие все
бои, обычно оставляли меня лежать на земле и осыпали поздравлениями
победителя.
Однако на этот раз, когда я стал перед ними, надеясь, вероятно
по глупости, увидеть хоть искру восхищения или завистливого уважения после
всего, что я совершил, они, все как один, молча повернулись и ушли. Когда
я остался один, мне показалось просто невыносимым, что все, что я сделал,
все, что испытал ради того, чтобы завоевать себе место в роте, оказалось
совершенно напрасным.
Вот тогда, глядя на спины удаляющихся людей, бок о бок с которыми мне
предстояло сражаться и, может быть, умереть, я и решил уйти.
Теперь я понимаю, что был неправ. Я верю в нашу страну и в эту войну и
считаю такие одиночные действия недопустимыми. Я должен воевать, но думаю,
что имею право просить о переводе в другую дивизию, где меня будут
окружать люди, для которых важнее убивать солдат противника, чем убить
меня.
С уважением, рядовой армии США Ной Аккерман».
Паром подошел к пристани, и капитан Льюис медленно встал. Спускаясь по
трапу, он задумался, сложил письмо и опустил его в карман. «Бедняга», —
подумал он. На миг у него появилась мысль отложить завтрак, тут же
вернуться на остров и разыскать Ноя. «А, ладно, — подумал он, — раз уж я
здесь, то могу позавтракать и повидать его позже. Постараюсь быстрее
разделаться и пораньше вернуться обратно».
Однако девушка, с которой он завтракал, в тот день была свободна от
работы. В ожидании, пока освободится столик, он выпил три коктейля, а
потом девушка захотела поехать с ним домой. Последние три встречи она была
немного холодна с ним, и он не рискнул оставить ее одну. К тому же в
голове у него немного шумело, и он решил, что пойдет на свидание с Ноем,
когда будет совершенно трезвым, с ясной головой. Надо как-то помочь парню,
сделать все, что от него зависит. Итак, он отправился вместе с девушкой к
себе домой, откуда позвонил на службу и сказал лейтенанту Клаузеру, чтобы
тот расписался за него после окончания работы.
Он отлично провел время с девушкой и к пяти часам убедился, что глупо
было думать, будто она охладела к нему.
Посетительница была очень хорошенькой, хотя в твердом взгляде ее темных
глаз сквозила тщательно скрываемая тревога. Льюис заметил также, что она
беременна. Судя по одежде, она была небогата. Льюис вздохнул:
обстоятельства складывались хуже, чем он ожидал.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Хоуп, — что вы связались со
мной. За все это время мне не давали возможности повидаться с Ноем, ему не
разрешали писать письма и не доставляли моих писем ему. — Она говорила
спокойным, твердым голосом, в котором не было и тени жалобы.
— В армии свои порядки, миссис Аккерман, — сказал Льюис, испытывая
чувство стыда за всех окружавших его людей, за все мундиры, орудия,
казармы. — Вы понимаете?
— Кажется, понимаю, — ответила Хоуп. — Ной здоров?
— Он чувствует себя неплохо, — дипломатично ответил Льюис.
— Мне разрешат повидаться с ним?
— Думаю, что да. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить.
— Мне разрешат повидаться с ним?
— Думаю, что да. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. —
Нахмурив брови, он посмотрел на секретаршу в военной форме, которая с
нескрываемым интересом наблюдала за ними из-за своего стола. — Будьте
любезны, капрал, — обращаясь к ней, добавил Льюис.
— Слушаюсь, сэр. — Секретарша неохотно поднялась и медленно вышла из
комнаты. У нее были толстые ноги, и швы на чулках, как всегда, были не на
месте. «Почему, — невольно подумал Льюис, — именно такие поступают на
военную службу?» Но тут же спохватился, вспомнив, что думает не о том, о
чем нужно, и нервно нахмурился, словно эта серьезная женщина с твердым
взглядом, сидевшая перед ним, выпрямившись на жестком стуле, могла
каким-то образом прочесть его мысли. Он понимал, что в своем ужасном
положении она была бы шокирована и возмущена.
— Полагаю, — сказал Льюис, — что вы немного в курсе дела, хотя вы не
видели своего мужа и не получали от него никаких известий.
— Да, — ответила Хоуп. — Его друг, рядовой Уайтэкр, который служил с
ним во Флориде, проезжая через Нью-Йорк, зашел ко мне.
— Неприятная история, очень неприятная, — сказал Льюис и вдруг
покраснел, заметив, что молодая женщина, явно иронически, чуть улыбнулась
уголками рта в ответ на его сочувствие. — Так вот, — быстро заговорил он,
— суть дела такова: ваш муж просит перевести его в другую часть…
Согласно положению он может быть предан военному суду по обвинению в
дезертирстве.
— Но он же не дезертировал, — возразила Хоуп, — он явился с повинной.
— По положению, — сказал Льюис, — он дезертировал, потому что в то
время, когда он оставил свой пост, он не намеревался возвратиться.
— О, — воскликнула Хоуп, — положение предусматривает все случаи, не
правда ли?
— Боюсь, что да, — ответил Льюис, испытывая неловкость под пристальным
взглядом Хоуп. Было бы легче, если бы она заплакала. — Впрочем, —
официальным тоном продолжал он, — мы понимаем, что имеются смягчающие вину
обстоятельства…
— О боже, — сухо рассмеялась Хоуп, — смягчающие вину обстоятельства!
— …и принимая это во внимание, — настойчиво продолжал Льюис, — мы
склонны не предавать его военному суду, а вернуть в строй.
Хоуп улыбнулась печальной, доброй улыбкой. «Какая обаятельная женщина,
— подумал Льюис, — гораздо приятнее любой из моих манекенщиц…»
— Что ж, в таком случае, — сказала Хоуп, — все решается просто. Ной
хочет вернуться в строй, и армия готова…
— Это не так просто. Генерал, командующий базой, откуда дезертировал
ваш муж, настаивает, чтобы он был возвращен в ту роту, где проходил
службу, а здешние власти не станут вмешиваться.
— А, — спокойно сказала Хоуп.
— А ваш муж отказывается возвращаться, он предпочитает в таком случае
пойти под суд.