— Я думаю, что вы просто-напросто
жертва страшного недоразумения.
— Вот если бы вы были в Англии, — с угрозой проговорил Ролли, — вы бы
запели совсем по-другому. Вас отдали бы под суд еще до того, как вы
сказали бы десяток слов. Вы же распространяете уныние и панику, а это в
военное время, да будет вам известно, является уголовным преступлением.
— Ну, знаете… — едва слышно пробормотал Хойт. — Ролли, старина!
— Хотел бы я знать, кто вам за это платит. — Ролли вызывающе выставил
подбородок к самому лицу Хойта. — Очень хотел бы… и не надейтесь, что
все это останется между нами. Об этом узнают все англичане этого города.
Можете не сомневаться. «Пусть противник пользуется Критом»! Каково, а? —
Он с силой поставил рюмку на стол и отправился обратно к стойке.
Хойт вытер платком вспотевший лоб и с тревогой посмотрел по сторонам,
пытаясь определить, кто из окружающих слышал эту тираду.
— Боже мой! — горестно покачал он головой. — Вы даже не представляете,
как трудно сейчас быть англичанином! Вокруг либо сумасшедшие, либо
неврастеники, и ты не смеешь разинуть рот… — Он встал. — Надеюсь, вы
простите меня, но я в самом деле спешу в студию.
— Пожалуйста, — ответил Кэхун.
— Очень жаль, что я не смогу участвовать в пьесе, но вы же сами видите,
как все складывается.
— Да, конечно.
— Всего хорошего.
— До свидания. — Кэхун кивнул все с тем же бесстрастным выражением
лица.
Они с Майклом молча смотрели на красивую спину элегантного киноактера,
получающего семь с половиной тысяч долларов в неделю. Хойт прошел мимо
стойки, мимо защитника Крита и отправился на студию «Парамаунт», где
сегодня в десяти милях от английского побережья должен был загореться на
фоне декоративных облаков его бутафорский самолет.
— Если бы у меня и не было язвы, — вздыхая, проговорил наконец Кэхун, —
то теперь она все равно появилась бы. — Он подозвал официанта и попросил
счет.
Майкл увидел, что к их столику направляется Лаура. Он углубился было в
изучение своей тарелки, но Лаура остановилась перед ними.
— Пригласите меня сесть, — сказала она.
Майкл равнодушно взглянул на нее, Кэхун же сразу заулыбался.
— Хэлло, Лаура, — приветствовал он ее. — Может, ты присядешь с нами?
Лаура не заставила себя просить и заняла место напротив Майкла.
— Я все равно сейчас ухожу, — добавил Кэхун и, прежде чем Майкл успел
что-нибудь возразить, оплатил счет и поднялся. — Вечером встретимся,
Майкл, — бросил он на ходу и медленно побрел к двери. Майкл проводил его
взглядом.
— Ты мог бы быть повежливее, — проговорила Лаура. — Мы разведены, но
это не значит, что мы не можем оставаться друзьями.
Майкл взглянул на сержанта, который пил пиво за стойкой. Сержант
заметил Лауру, когда она шла по залу, и сейчас смотрел на нее с
откровенной жадностью.
— Я вообще не одобряю так называемых дружественных разводов, — пожал
плечами Майкл.
— Если люди развелись, то никакой дружбы между ними быть не
может.
Веки Лауры дрогнули. «О боже мой! — подумал Майкл. — Она все еще не
отвыкла плакать по каждому поводу».
— Я просто подошла, чтобы предупредить тебя… — робко проговорила
Лаура.
— Меня? О чем? — удивленно спросил Майкл.
— Чтобы ты не сделал какого-нибудь необдуманного шага. Я имею в виду
войну.
— Я и не собираюсь.
— А может, ты все-таки предложишь мне что-нибудь выпить? — тихо сказала
Лаура.
— Официант, два виски с содовой! — попросил Майкл.
— Я слышала, что ты в Лос-Анджелесе.
— Да. — Майкл снова взглянул на сержанта, который по-прежнему не
спускал глаз с Лауры.
— Я надеялась, что ты позвонишь мне.
«Вот они, женщины! — мысленно усмехнулся Майкл. — Они ухитряются играть
своими чувствами, как жонглеры шарами».
— Я был занят, — ответил он. — Как у тебя дела?
— Неплохо. Сейчас я занята на пробной съемке в студии «Фоке».
— Желаю успеха.
— Спасибо.
Сержант у стойки принял позу, которая позволяла ему, не вытягивая шею,
разглядывать Лауру. Майкл понимал, почему он проявляет такой интерес к его
бывшей жене. В своем строгом черном платье и крохотной, сдвинутой за
затылок шляпке она выглядела прямо-таки очаровательной. На лице сержанта
ясно читалось выражение одиночества и затаенного желания. Военная форма
особенно подчеркивала эти чувства.
«Вот оно, одинокое человеческое существо, барахтающееся в водовороте
войны. — Майкл задумчиво посмотрел на сержанта. — Возможно, завтра его
пошлют умирать за какой-нибудь покрытый джунглями остров, названия
которого никто и не слышал, или месяц за месяцем, год за годом гнить в
забытом богом и людьми гарнизоне. У него, вероятно, нет в городе ни одной
знакомой девушки, а тут, в этом дорогом ресторане, он видит штатского чуть
постарше себя, который сидит с красивой женщиной… Возможно, он
представляет сейчас, как я буду беззаботно пьянствовать и развратничать то
с одной хорошенькой девушкой, то с другой, а ему придется в это время
обливаться потом, плакать и умирать вдали от родины…»
У Майкла возникла безумная мысль — подойти к сержанту и сказать:
«Послушай, я угадываю твои мысли, но ты ошибаешься. Я не собираюсь
проводить время с этой женщиной ни сегодня, ни когда-либо вообще. Будь это
в моих силах, я отправил бы ее сегодня с тобой. Клянусь богом».
Но он не мог этого сделать. Он продолжал сидеть, чувствуя себя
виноватым, словно присвоил награду, предназначенную кому-то другому. Майкл
понимал, что отныне эта мысль не даст ему покоя. Всякий раз, входя в
ресторан с девушкой и заметив там одинокого солдата, он будет испытывать
чувство вины; всякий раз, нежно и нетерпеливо прикасаясь к женщине, он
будет чувствовать, что она куплена чьей-то кровью.
— Майкл! — обратилась к нему Лаура и с легкой улыбкой посмотрела на
него поверх своего бокала.