Он понял в конце концов, что жил не напрасно, что не
для того он родился, чтобы растрачивать попусту время, обучая ходьбе на
лыжах детей и богатых бездельников. Он приносил пользу и будет ее
приносить — чего еще может требовать человек от жизни?!
— Смотри-ка! — воскликнул Брандт, останавливаясь перед залитой лунным
светом стеной церкви. Христиан взглянул на то место, куда указывал Брандт.
В свете луны отчетливо выделялись написанные мелом крупные цифры: «1918».
Христиан растерянно заморгал и покачал головой. Он понимал, что цифры
имеют какое-то значение, но не сразу сообразил, какое именно.
— Тысяча девятьсот восемнадцатый год, — заметил Брандт. — Да, они
помнят. Французы помнят.
Христиан снова взглянул на стену. Он внезапно почувствовал печаль и
усталость; он был на ногах с четырех часов утра, а день выдался такой
утомительный. Тяжело ступая, Христиан подошел к стене, поднял руку и стал
медленно и методично стирать рукавом надпись.
5
Радио заглушало все остальные звуки в доме. Стояла солнечная июньская
погода, свежая зелень покрывала холмы Пенсильвании, но Майкл почти не
выходил из оклеенной обоями гостиной, обставленной легкой мебелью в
колониальном стиле, и не отрываясь слушал ежеминутно прерываемые помехами
одни и те же последние сообщения. Вокруг его кресла валялись газеты. Время
от времени появлялась Лаура и с громким мученическим вздохом принималась
подбирать их с пола и с подчеркнутой аккуратностью складывать в стопку. Но
Майкл почти не замечал ее. Прильнув к радиоприемнику, он крутил ручки и
вслушивался в голоса дикторов — сочные, вкрадчивые, напыщенные, твердившие
снова и снова: «Покупайте препарат «Лайф-бой», уничтожающий неприятный
запах!»; «Две чайные ложки на стакан воды перед завтраком, и вы будете
чувствовать себя прекрасно!»; «Ходят слухи, что Париж обороняться не
будет. Немецкое верховное командование хранит молчание о положении своих
ударных частей, которые продвигаются вперед, почти не встречая
сопротивления разваливающейся французской армии».
— Мы обещали Тони, что сыграем сегодня в бадминтон, — кротко
проговорила Лаура, появляясь в дверях.
Майкл продолжал молча сидеть у приемника.
— Майкл! — крикнула Лаура.
— Да? — отозвался он, не поворачивая головы.
— Ты понимаешь: бадминтон, Тони.
— Ну и что же? — Майкл от напряжения сморщил лоб, пытаясь одновременно
слушать и Лауру и диктора.
— Но сетка-то еще не натянута.
— Натяну позднее.
— Когда позднее?
— Да отстань ты ради бога, Лаура! — вскипел Майкл. — Я сказал —
позднее.
— Мне начинает надоедать это твое излюбленное словечко, — ледяным тоном
ответила Лаура. На глазах у нее выступили слезы.
— Да перестань же!
— А ты перестань кричать на меня! — Слезы побежали по ее щекам, и
Майклу стало жаль ее.
Уезжая из Нью-Йорка, они собирались устроить себе
нечто вроде отпуска, во время которого, хотя об этом не было сказано ни
слова, надеялись в какой-то мере восстановить прежнюю дружбу и
привязанность, утраченные в безалаберно проведенные после женитьбы годы.
Контракт Лауры с кинофирмой в Голливуде кончился, и дирекция не сочла
нужным продлить его. По каким-то необъяснимым причинам работу в другой
студии она не нашла. Внешне Лаура была спокойна и весела и не жаловалась,
однако Майкл знал, как тяжело она переживает свое унижение. Уезжая на
месяц в загородный дом приятеля, Майкл дал себе слово быть внимательным и
предупредительным. Они провели здесь только неделю, но эта неделя
оказалась ужасной. Майкл целые дни слушал радио, а по ночам не мог спать.
Расстроенный, с воспаленными глазами, он или мрачно бродил по дому, или
усаживался читать в гостиной, забывал бриться, забывал помогать Лауре
поддерживать порядок в очаровательном домике, предоставленном в их
распоряжение.
— Прости меня, дорогая, — он обнял Лауру и поцеловал ее. Она улыбнулась
сквозь слезы.
— Мне очень неприятно быть такой надоедливой, но ты же знаешь, что
кое-что все-таки нужно делать.
— Конечно.
— Ну вот, ты уже совсем хороший, — засмеялась Лаура. — Мне так
нравится, когда ты хороший.
Майкл тоже засмеялся, хотя с трудом скрывал раздражение.
— Ну, а сейчас тебе придется расплачиваться за то, что ты так мил со
мной, — продолжала Лаура, прижавшись к его груди.
— И что же я должен сделать?
— Оставь этот смиренный тон, — вспылила Лаура. — Терпеть не могу, когда
ты говоришь таким тоном.
Майкл едва сдерживал себя.
— Что же все-таки ты хочешь от меня? — спросил он, прислушиваясь к
звукам собственного голоса и удивляясь, что может еще говорить так вежливо
и мило.
— Во-первых, выключи этот проклятый приемник.
Майкл хотел было запротестовать, но передумал. Диктор в это время
говорил: «Положение здесь все еще продолжает оставаться неясным, однако
англичанам, видимо, удалось благополучно эвакуировать большую часть своей
армии. Предполагается, что в ближайшее время развернется контрнаступление
Вейгана…» [Вейган, Максим — французский генерал; 19 мая 1940 года после
вторжения немецко-фашистских войск во Францию был назначен
главнокомандующим французской армией; так называемый «план Вейгана»,
состоявший в одновременном контрнаступлении французских войск с рубежа
Соммы и отрезанной группировки союзных войск с севера, был построен на
песке и так и не был реализован]
— Майкл, дорогой! — напомнила Лаура.
Майкл поспешно выключил радио.
— Вот, пожалуйста. Для тебя я готов на все.
— Спасибо. — В улыбающихся, блестящих глазах Лауры уже не было ни
единой слезинки.