Было уже одиннадцать, но никаких признаков того, что здесь после 1919
года побывали люди, говорящие на английском языке, не наблюдалось, если не
считать маленькой указки с надписью: «Пункт водоснабжения».
— Поехали, что ли, — начал Кин. — Чего мы ждем? Мне Париж посмотреть
хочется.
— Париж пока не у нас, — сказал Майкл, складывая карту и усиленно
стараясь сообразить, что может означать эта пустота на улицах.
— Сегодня утром я слушал в передаче Би-би-си, — продолжал Кин, — будто
немцы в Париже попросили о перемирии.
— Лично меня они не просили, — ответил Майкл, сожалея, что с ними
сейчас нет Пейвона, который принял бы на себя всю ответственность.
Последние три дня он наслаждался, разъезжая по праздничной Франции: сам
себе хозяин, и никто им не командует. Но в это утро обстановка была явно
не праздничной, и его угнетала мысль, что, если он сейчас примет
опрометчивое решение, они могут не дожить до полудня.
— Черт с ним, поехали, — решил он и подтолкнул локтем Стеллевато. —
Посмотрим, что делается на пункте водоснабжения.
Стеллевато завел мотор, и они, свернув в переулок, медленно поехали к
виднеющемуся вдали мостику, перекинутому через небольшую речушку. Там
висел еще один указатель, неподалеку стояла огромная брезентовая цистерна
с насосом. Сначала Майклу показалось, что на пункте водоснабжения, как и
во всем городе, нет ни души, но вскоре он заметил каску, торчащую из
окопа, замаскированного ветками.
— Мы услышали, что кто-то подъезжает, — раздался голос из-под каски.
Говоривший был молодой парень, бледный, с усталыми глазами, в которых
Майкл заметил испуг. Показался еще один солдат и направился к джипу.
— Что здесь творится? — спросил Майкл.
— Это вы нам скажите, — ответил первый солдат.
— В десять часов здесь не проходили войска?
— Никто здесь не проходил, — ответил с легким шведским акцентом другой
солдат — маленький толстячок лет сорока, уже давно не бритый. — Вчера
вечером проходил штаб Четвертой бронетанковой; нас ссадили здесь, а
колонна свернула на юг. С тех пор никто не проходил. На рассвете откуда-то
из центра города слышалась стрельба…
— Что там произошло?
— А почему ты меня спрашиваешь, приятель? Нас здесь поставили воду
качать из этой вот лужи, а не заниматься расследованиями. В лесу полно
фрицев. Они стреляют в лягушатников, а лягушатники — в них. А мы ждем
подкрепления…
— Поедем в центр города и посмотрим, — нетерпеливо сказал Кин.
— А ты заткнись! — грубо бросил Майкл, круто повернувшись к Кину. Тот
смущенно замигал глазами за толстыми стеклами очков.
— Мы с дружком, — снова заговорил толстяк, — как раз толковали о том,
не лучше ли нам вообще отсюда убраться. Кому нужно, чтобы мы сидели здесь,
словно утки на пруду? Утром приходил какой-то лягушатник, он немного
говорит по-английски, и сказал, будто по ту сторону города восемьсот
фрицев с тремя танками.
Собираются сегодня занять город…
— Ну и дела, — заметил Майкл. — Так вот почему нет флагов.
— Восемьсот фрицев! — воскликнул Стеллевато. — Давайте-ка лучше
смываться…
— Как ты думаешь, здесь не опасно? — спросил Майкла молодой солдат.
— Как дома в гостиной! — злобно ответил тот. — Тут сам черт не
разберется!
— Я просто спросил… — укоризненно сказал солдат.
— Что до меня, — заключил толстяк со шведским акцентом, поглядывая на
улицу, — мне все это не нравится. Совсем не нравится. Никто не имеет права
заставлять нас сидеть одних у этого проклятого ручья!
— Никки, — сказал Майкл, обращаясь к Стеллевато. — Разверни машину и
поставь на шоссе, чтобы в случае чего сразу убраться.
— Что, струхнул? — съехидничал Кин, повернувшись к Майклу.
— Слушай, ты, генерал Паттон [Паттон, Джордж Смит (1885-1945) —
американский генерал; во время боевых действий в Западной Европе в
1944-1945 гг. командовал 3-й армией], — ответил тот, стараясь скрыть
раздражение. — Когда потребуется совершить геройский подвиг, тебя вызовут.
Никки, разворачивай машину!
— Хотел бы я сейчас сидеть дома, — пробормотал Стеллевато, но влез в
машину и развернул ее. Потом вытащил автомат из зажимов под ветровым
стеклом и сдул с него пыль.
— Так что будем делать, ребята? — спросил Кин, нетерпеливо перебирая
грязными руками по карабину. Майкл неприязненно посмотрел на него.
«Неужели, — подумал он, — его брат получил «Почетную медаль конгресса»
только за свою непроходимую тупость?»
— Пока будем сидеть здесь и ждать.
— Чего ждать? — настаивал Кин.
— Ждать полковника Пейвона.
— А если он не приедет? — не унимался Кин.
— Тогда примем новое решение. Везет мне сегодня! — проворчал Майкл. —
Бьюсь об заклад, до вечера еще раза три придется решать…
— Я думаю, нам нужно послать Пейвона ко всем чертям, — заявил Кин, — и
ехать прямо в Париж. По радио говорят…
— Я знаю, что говорят по радио, — перебил его Майкл, — и знаю, что
скажешь ты. А я говорю, что мы будем сидеть и ждать!
Он отошел от Кина и уселся на траву, прислонившись к низкой каменной
ограде, которая тянулась вдоль речушки. Двое солдат из бронетанковой
дивизии нерешительно посмотрели на него, а затем вернулись в окоп и снова
закрылись ветками. Стеллевато поставил автомат к ограде и прилег на траву
вздремнуть. Он вытянулся, прикрыл руками глаза и уснул как убитый.
Кин уселся на камень, достал блокнот с карандашом и стал писать письмо
жене. Он посылал ей подробные отчеты обо всем, что делал и видел, включая
самые ужасные описания убитых и раненых. «Хочу, чтобы она знала, что
творится на белом свете, — трезво рассуждал он. — Если она поймет, что нам
приходится испытывать, может, она станет смотреть на жизнь по-другому».
Майкл смотрел поверх каски Кина, который пытался на расстоянии в три
тысячи миль исправить взгляды на жизнь своей равнодушной супруги.