Вдруг раздался какой-то грохот — Майкл резко повернулся и вскинул
карабин. Двери гостиницы распахнулись, и оттуда хлынул народ. Многие были
вооружены — кто автоматом, кто ручными гранатами, заткнутыми за пояс. Были
среди них и женщины, их шарфики яркими пятнами выделялись на фоне кепок и
черных волос мужчин.
— Лягушатники, — промолвил Кин с заднего сиденья. — Несут ключи от
города.
Через мгновение джип окружили, но привычных изъявлений радости не было.
Люди выглядели серьезными и напуганными. У одного мужчины в коротких, до
колен, брюках, с повязкой Красного Креста на рукаве была забинтована
голова.
— Что здесь происходит? — спросил по-французски Майкл.
— Немцев поджидаем, — ответила низенькая, круглолицая, полная женщина
средних лет в мужском свитере и мужских сапогах. Говорила она по-английски
с ирландским акцентом, и на секунду Майклу показалось, будто с ним
пытаются сыграть какую-то ловкую, злую шутку. — А вы как сюда прорвались?
— Просто взяли и приехали в город, — раздраженно ответил Майкл, досадуя
на столь сдержанную встречу. — А в чем дело?
— На той окраине восемьсот немцев, — начал мужчина с повязкой Красного
Креста.
— И три танка, — добавил Майкл. — Знаем. А американские войска сегодня
не проходили?
— Утром здесь был немецкий грузовик, — сказала женщина в свитере. —
Расстреляли Андре Фуре. Это случилось в половине восьмого. После этого
никого не было.
— А вы в Париж? — поинтересовался человек с повязкой. Он был без
фуражки, из-под окровавленного бинта выбивались длинные черные волосы.
Голые ноги в коротких носках нелепо торчали из-под помятых коротеньких
брюк. «У этого парня что-то на уме, — подумал Майкл. — Уж больно необычная
одежда».
— Скажите, — настойчиво допытывался тот, — вы в Париж?
— Со временем, — уклончиво ответил Майкл.
— Тогда давайте за мной, — быстро предложил человек с повязкой. — У
меня мотоцикл. Я только что оттуда. Через час будем там.
— А восемьсот немцев и три танка? — заметил Майкл, уверенный, что его
пытаются заманить в ловушку.
— Проскочим в объезд. В меня всего два раза выстрелили. Я знаю, где
расставлены мины. Вас трое с карабинами и автоматом. В Париже все это
наперечет. Мы сражаемся уже три дня, и нам нужна помощь…
Остальные стояли, окружив джип, и в знак согласия кивали головами,
перебрасываясь замечаниями на французском языке, слишком беглом, чтобы
Майкл мог понять.
— Постойте. — Майкл прикоснулся к локтю женщины, которая говорила
по-английски. — Давайте разберемся во всем. Скажите, мадам…
— Меня зовут Дюмулен. Я ирландка, — громко и вызывающе ответила
женщина, — но уже тридцать лет живу здесь. А теперь скажите, молодой
человек, вы намерены нас защищать?
Майкл неопределенно покачал головой.
— Сделаю все, что в моих силах, мадам, — заверил он, подумав про себя:
«Невозможно разобраться в этой войне».
— Сделаю все, что в моих силах, мадам, — заверил он, подумав про себя:
«Невозможно разобраться в этой войне».
— У вас есть и боеприпасы, — продолжал парижанин, жадно заглядывая в
кузов, где были навалены коробки и свернутые постели. — Прекрасно. Если
поедете за мной, доберетесь без всяких неприятностей. Только наденьте
такие же повязки, и, даю голову на отсечение, вас никто не обстреляет.
— Пусть Париж сам о себе заботится! — перебила мадам Дюмулен. — У нас
здесь свои дела — восемьсот немцев.
— Пожалуйста, не говорите все сразу! — взмолился Майкл, подняв руки, а
сам подумал: «В Форт-Беннинге нас не учили, как действовать в подобной
обстановке!»
— Прежде всего, скажите мне, — продолжал он, — кто-нибудь из вас видел
этих немцев?
— Жаклина! — громко позвала мадам Дюмулен. — Расскажи все этому
молодому человеку!
— Только помедленнее, пожалуйста, — предупредил Майкл. — Мой
французский оставляет желать много лучшего.
— Я живу в километре от города, — начала Жаклина, коренастая девица, у
которой не хватало нескольких передних зубов. — Вчера вечером подъехал
немецкий танк, и из него вылез лейтенант. Он потребовал масла, сыру и
хлеба, а потом сказал, чтобы мы не выходили, встречать американцев, так
как американцы пройдут через город, а потом оставят нас одних. А немцы
вернутся и расстреляют каждого, кто встречал американцев. С ним, говорит,
восемьсот человек. И он был прав, — возбужденно заключила Жаклина. —
Американцы появились, а через час исчезли. Хорошо, если к вечеру немцы не
сожгут город дотла…
— Позор! — жестко добавила мадам Дюмулен. — Как только американцам не
стыдно? Если они пришли, так пусть остаются, или уж не приходят совсем. Я
требую защиты.
— Это преступление, — снова принялся за свое человек с повязкой. —
Парижских рабочих оставляют без боеприпасов, чтобы их расстреляли как
собак, а они сидят здесь с тремя ружьями и сотнями патронов!
— Дамы и господа! — заговорил Майкл голосом заправского оратора, стоя в
машине. — Я заявляю вам…
— Берегись! — прервал его пронзительный женский крик.
Майкл обернулся. На площадь выехала на довольно большой скорости
открытая машина. В ней стояли, подняв руки, двое в серой военной форме.
Толпа, окружавшая джип, на мгновение в удивлении смолкла.
— Боши! — закричал кто-то. — Они сдаются!
Но когда машина почти поравнялась с джипом, немцы, стоявшие в ней с
поднятыми вверх руками, вдруг нырнули в кузов, и машина, резко прибавив
скорость, устремилась вперед. Сзади, из кузова, на мгновение показалась
фигура с автоматом. Брызнула очередь, и в толпе послышались вопли. Майкл
тупо уставился на мчавшуюся прочь машину, потом стал шарить в ногах в
поисках карабина. Казалось, пройдут часы, пока он снимет карабин с
предохранителя, но в этот момент у него из-за спины ритмично застучали
выстрелы.