— А ты куда? — спросил Бернекер.
— Пойду за Каули. — Ной сам удивился, услыхав свои слова. До сих пор у
него не было и мысли об этом. За последние три дня он привык как-то
автоматически принимать решения, беря на себя ответственность за всех
остальных, и сейчас, когда он сам был уже в безопасности, он мысленно
представил себе Каули, притаившегося под кустом по ту сторону канала,
оставленного ими, потому что он боялся, что канал слишком глубок.
— А где он, этот Каули? — спросил солдат из Джорджии.
— На другой стороне канала, — ответил Бернекер.
— Ты, наверное, здорово любишь этого мистера Каули, — сказал солдат,
вглядываясь сквозь серую ночь в противоположный берег.
— Без ума от него, — сказал Ной. Ему хотелось, чтобы другие не пустили
его, но никто не сказал ни слова.
— Сколько, ты думаешь, тебе понадобится времени? — спросил солдат из
окопа.
— Минут пятнадцать.
— Вот выпей. Это придаст тебе на пятнадцать минут храбрости. — Солдат
протянул Ною бутылку. Дно ее было испачкано холодной, липкой грязью, в
которой всю ночь простояли солдаты. Ной вытащил пробку и сделал большой
глоток. На глазах у него выступили слезы, горло и грудь нестерпимо жгло, а
желудок горел так, как будто туда вставили электрическую грелку.
— Что это за чертовщина? — спросил он, отдавая назад бутылку.
— Местный напиток, — ответил солдат из окопа. — Яблочная водка, я
думаю. Хорошо отхлебнуть перед тем, как полезешь в воду. — Он передал
бутылку Бернекеру, который стал медленно и осторожно пить.
Бернекер, наконец, поставил бутылку.
— Знаешь что, — обратился он к Ною, — ты вовсе не должен идти за Каули.
У него была такая же возможность, как и у нас. Ты ничем не обязан этому
сукину сыну. Я бы не пошел. Если бы я считал, что за ним стоит идти, я бы
пошел с тобой. Но он не стоит этого, Ной.
— Если я не вернусь через пятнадцать минут, — сказал Ной, восхищаясь
тем, с каким спокойствием, логикой и хладнокровием работает мозг
Бернекера, — позаботься о том, чтобы схема попала в разведывательное
отделение.
— Будь спокоен, — ответил Бернекер.
— Я пойду по линии, — сказал солдат из Джорджии, — и скажу этим воякам,
чтобы они, не стреляли, если увидят тебя.
— Спасибо, — сказал Ной и пошел обратно, к каналу; подол мокрой рубашки
бил его по голым бедрам, выпитая водка уже начинала действовать. На самом
берегу канала он остановился. Прилив стал сильнее, и холодная вода бурлила
у берега. Если он повернет сейчас назад, то через полчаса будет на
командном пункте, а может быть в госпитале, на койке под теплым одеялом,
ему дадут выпить чего-нибудь горячего, ничего не надо будет делать, только
спать, спать целыми днями, целыми месяцами… Он сделал все, что мог, и
даже больше, и никто не может обвинить его в каком-нибудь упущении. Он
перебрался через канал и перетащил с собой Бернекера, он сделал схему, он
не сдался, когда это было так легко сделать, он не упустил ни малейшей
возможности.
В конце концов, все, чего требовал от них лейтенант Грин, —
это добраться до своих любым способом. И даже, если он найдет Каули, тот
может снова отказаться переправиться через канал, а ведь канал стал сейчас
глубже, потому что прилив все усиливается…
Ной медлил, встав на колени и вглядываясь в проплывавший мимо поток.
Потом решительно вошел в воду.
Он забыл, что вода такая холодная. Она, казалось, вдавливала грудь.
Глубоко вдохнув, он быстро двинулся вперед, иногда теряя под ногами почву,
к противоположному берегу. Он достиг другого берега и пошел вдоль него,
против течения, стараясь припомнить, как далеко они прошли с Бернекером по
воде и как выглядело то место на берегу, откуда они прыгнули в воду. Он
медленно продвигался вперед, чувствуя, как холодная вода обжигает ему
грудь, временами останавливаясь и прислушиваясь. Где-то далеко в небе был
слышен шум одинокого мотора и отрывочные выстрелы зениток, преследующих
последний немецкий самолет, пересекающий перед рассветом линию фронта. Но
поблизости все было тихо.
Ной добрался до места, которое показалось ему знакомым, и стал
медленно, с трудом взбираться на берег. Он направился прямо к маячившему в
темноте кустарнику. Остановившись в пяти футах от кустов, он прошептал:
— Каули, Каули.
Ответа не последовало. Однако Ной был уверен, что находится именно там,
где они оставили Каули. Он подполз ближе.
— Каули, — позвал он громче. — Каули…
В кустах послышался какой-то шорох.
— Оставь меня в покое, — сказал Каули.
Ной пополз на его голос. Наконец на фоне темной листвы он увидел
неясное очертание головы Каули.
— Я пришел за тобой, — прошептал Ной. — Пошли.
— Оставь меня в покое, — повторил Каули.
— Там неглубоко, — сказал Ной, теряя терпение. — Там же совсем
неглубоко, черт тебя подери. Тебе не придется плыть.
— Ты обманываешь меня?
— Бернекер уже там. Ну, пошли же. Они ждут нас. Все посты предупреждены
и следят за нами. Пошли, пока не рассвело.
— Ты уверен? — В голосе Каули слышалось подозрение.
— Уверен.
— Пошли вы ко всем чертям, — сказал Каули, — я не пойду.
Не сказав больше ни слова, Ной направился обратно к берегу. Через
некоторое время он услышал за собой какой-то шорох и понял, что Каули идет
вслед за ним. У самого канала Каули чуть было снова не изменил своего
решения. Ной не стал его уговаривать, а просто соскользнул в воду. На этот
раз вода показалась совсем не холодной. «Наверно, я уже перестал
чувствовать», — подумал он. Каули с плеском свалился в воду. Ной схватил
его, чтобы он не барахтался. Через тяжелую намокшую одежду, он
почувствовал, как сильно дрожит Каули.
— Держись за меня и не шуми, — сказал Ной.
Они двинулись через канал. На этот раз переправляться было проще. Все
было знакомым и привычным, и Ной быстро, даже почти беспечно, двигался к
противоположному берегу.
— Ой, мама, мамочка, — все время причитал дрожащим, взволнованным
голосом Каули.