— Сделка уже состоялась, — продолжал Джонсон, — а все остальное —
камуфляж для обмана английского и французского народов. Недели через две
немцы будут в Лондоне, а еще через месяц нападут на Советский Союз. —
Последние слова он произнес торжествующе и гневно.
— А по-моему, ты неправ, — упрямо возразил Майкл. — Мне кажется, этого
не случится. Все будет иначе.
— Как же именно?
— Не знаю. — Майкл чувствовал, что выглядит глупо в глазах мисс
Фримэнтл, и, хотя ему было досадно, он продолжал упрямо стоять на своем. —
Как-нибудь.
— Вот она, мистическая вера в то, что папочка позаботится обо всем и не
пустит буку в детскую! — насмешливо заметил Джонсон.
— Прошу вас, не нужно! — вмешалась Лаура. — Неужели мы должны все время
говорить об одном и том же? Кажется, мы собирались сыграть в бадминтон?
Мисс Фримэнтл, вы играете в бадминтон?
— Играю, — ответила Маргарет, и Майкл механически отметил, что у нее
низкий, чуть хрипловатый голос.
— И когда только народы наконец проснутся? — с чувством воскликнул
Джонсон. — Когда они наберутся мужества взглянуть в лицо суровой
действительности? Сколько порабощенных стран ждут освобождения! Эфиопия,
Китай, Испания, Австрия, Чехословакия, Польша…
«О, как печально звучат эти названия, — подумал Майкл. — Их так часто
упоминают, что они уже почти перестали волновать».
— Мировая буржуазия решила укрепить свою мощь, — продолжал Джонсон, и
Майкл вспомнил все прочитанные на эту тему брошюры, — и вот как это
делается. Несколько выстрелов из пушек, чтобы одурачить народ, несколько
патриотических речей одряхлевших генералов, а затем — сделка подписана,
скреплена печатями и вступила в силу.
«А ведь он, пожалуй, прав, — устало подумал Майкл. — Может быть, все,
что он говорит, в какой-то мере соответствует действительности. И все же
только самоубийца может себе позволить верить этому. Чтобы продолжать
жить, нужно быть хоть чуточку легковерным». Но все равно было как-то
неприятно слушать Джонсона, с важным видом изрекающего эти истины своим
хорошо натренированным салонным голосом — такие голоса часто можно слышать
на театральных премьерах, в дорогих ресторанах и на интимных вечерах.
«Интересно, где теперь тот пьяный ирландец, что был на встрече Нового
года, этот Пэрриш? Вероятно, и он повторил бы многое из того, что говорит
Джонсон. В конце концов, утверждения Джонсона более или менее совпадают с
партийной линией, но у Пэрриша все это звучало убедительнее. Наверное, он
убит и скалит сейчас зубы где-нибудь на берегу Эбро… Во всяком случае, —
злорадно подумал Майкл, взглянув на шоколадные спортивные брюки и
ярко-желтую тенниску Джонсона, — во всяком случае, уж ты-то не станешь
подставлять себя под пули! Можно в этом не сомневаться».
— Послушайте, — сказала Лаура, — мне страшно хочется сыграть в
бадминтон. Дорогой мой, — она прикоснулась к руке Майкла, — шесты, сетка и
принадлежности для игры на задней веранде.
Дорогой мой, — она прикоснулась к руке Майкла, — шесты, сетка и
принадлежности для игры на задней веранде.
Майкл вздохнул и тяжело поднялся с земли. Лаура все же, видимо, права:
сегодня уж лучше играть в бадминтон, чем разговаривать.
— Я помогу вам, — проговорила мисс Фримэнтл, вставая и направляясь
вслед за Майклом.
— Джонсон… — Майкл не удержался, чтобы не задеть Джонсона, — а тебе
не приходило в голову, что ты можешь ошибиться?
— Конечно, могу, — с достоинством ответил Джонсон. — Но в данном случае
я прав.
— Но должна ведь оставаться хоть маленькая надежда?
Джонсон засмеялся.
— Откуда ты черпаешь надежду в эти дни? — поинтересовался он. — Может,
поделишься?
— Пожалуйста.
— На что же ты надеешься?
— Я надеюсь, — ответил Майкл, — что Америка примет участие в войне и…
— Он заметил, что обе француженки пристально смотрят на него, с
нетерпением ожидая его ответа.
— Ракетки лежат в том зеленом деревянном ящике, Майкл… — нервно
сказала Лаура.
— Ты хочешь, чтобы и американцы участвовали в этой афере и
расплачивались за нее своими жизнями? — иронически осведомился Джонсон. —
Так, что ли?
— Если это необходимо, то да.
— Ну, это уже нечто новое для тебя. Да ты, оказывается, поджигатель
войны!
— Я только сейчас, сию минуту впервые подумал об этом, — холодно
заметил Майкл, стоя над сидящим на траве Джонсоном.
— Понимаю. Ты читаешь «Нью-Йорк таймс» и горишь желанием спасти
цивилизацию, как мы ее понимаем, и все такое прочее.
— Да, я горю желанием спасти цивилизацию, как мы ее понимаем, и все
такое прочее.
— Да хватит же! — умоляющим тоном сказала Майклу Лаура. — Не будь таким
скверным!
— Уж если тебе так не терпится, — заявил Джонсон, — почему бы не
поехать в Англию и не вступить в британскую армию? Чего ты ждешь?
— Может быть, я и поеду. Может быть.
— О, нет, нет!
Майкл удивленно повернулся. Это сказала мисс Фримэнтл. Теперь она
стояла, закрыв рот рукой, словно восклицание вырвалось у нее помимо воли.
— Вы хотели что-то сказать? — спросил Майкл.
— Я… Мне не следовало бы… Я не хотела вмешиваться, — с жаром
заговорила девушка. — Но не надо все время твердить, что мы должны
воевать.
«Коммунистка! — с огорчением решил Майкл. — Видимо, Джонсон
познакомился с ней где-нибудь на собрании. А такая хорошенькая — никогда
бы не подумал».
— Я полагаю, — заявил Майкл, — что если Россия окажется втянутой в
войну, вы измените свое мнение?
— Нет, — ответила Маргарет. — Все равно нет.
«Я опять ошибся, — огорчился Майкл. — Придется впредь воздерживаться от
столь поспешных выводов».
— Война никому не приносит пользы, — нерешительно продолжала девушка, —
и никогда не приносила.