В восемь часов утра длинный автомобиль снова остановился у подъезда.
Вскоре из дома вышел офицер, уселся в машину и уехал. «Подполковник», —
механически отметил Христиан.
Дождь не переставал. Христиан решил зайти в дом и уже почти пересек
улицу, но передумал. «Она рассердится и выгонит меня — и все будет
кончено…»
Он возвратился на свой пост за деревом. Форма его вымокла до нитки,
глаза слипались от бессонной ночи, но он упрямо всматривался в окно
квартиры Гретхен, которое быстро нашел в сером свете утра.
Гретхен вышла в одиннадцать часов. На ней были короткие резиновые боты
и легкий плащ с поясом и капюшоном, похожий на маскировочный солдатский
халат. Как всегда по утрам, она выглядела свежей и юной, словно школьница.
Деловитой походкой Гретхен направилась по улице и свернула за угол. Дистль
нагнал ее и притронулся к ее локтю.
— Гретхен!
Женщина нервно обернулась и остановилась.
— Не подходи ко мне! — шепнула она, боязливо озираясь по сторонам.
— Но что случилось? — умоляюще спросил Христиан. — В чем я провинился?
Фрау Гарденбург пошла дальше, и Христиан поплелся за ней.
— Гретхен, дорогая!..
— Я же ясно сказала — не подходи ко мне! Ты что, не понимаешь?
— Но я должен знать, что случилось.
— Меня не должны видеть с тобой. — Она продолжала шагать по улице,
глядя прямо перед собой. — Все! Уходи. Ты хорошо провел отпуск, а к тому
же у тебя все равно осталось только два дня. Возвращайся во Францию и
забудь обо всем.
— Но это же невозможно! Мне надо поговорить с тобой — в любое время и в
любом месте.
Из магазинчика на другой стороне улицы вышли два человека и быстро
направились в том же направлении, в котором шли Христиан и Гретхен.
— Ну хорошо, — согласилась она. — Сегодня вечером в одиннадцать часов у
меня дома. Только не ходи через парадный вход, а иди по черной лестнице,
через подвал. Вход с другой улицы. Дверь кухни будет отперта. Я буду дома.
— Хорошо, спасибо. Чудесно!
— А сейчас оставь меня в покое.
Христиан остановился и поглядел ей вслед. Фрау Гарденбург, не
оглядываясь, шла по улице быстрой, нервной походкой, мелькая черными
ботиками. Перетянутый поясом плащ подчеркивал ее стройную фигуру. Дистль
повернулся и побрел в пансион. Не раздеваясь, он бросился на койку и
попытался уснуть.
В одиннадцать часов вечера Христиан поднялся по неосвещенной черной
лестнице. Гретхен в зеленом шерстяном платье сидела за столом и писала.
Она даже не повернулась, когда вошел Христиан.
«Бог ты мой! — мысленно подивился он. — Как она похожа сейчас на своего
лейтенанта!» Неслышно ступая, он подошел к столу и поцеловал Гретхен в
затылок, ощутив аромат ее надушенных волос.
Гретхен перестала писать и взглянула на Дистля. Ее лицо оставалось
серьезным и отчужденным.
— Ты должен был мне сказать! — заговорила она резким тоном.
Гретхен перестала писать и взглянула на Дистля. Ее лицо оставалось
серьезным и отчужденным.
— Ты должен был мне сказать! — заговорила она резким тоном.
— Что сказать?
— Ты мог бы доставить мне массу неприятностей! — не слушая его,
продолжала Гретхен.
— Но что я сделал? — спросил недоумевающий Христиан, тяжело опускаясь в
кресло.
Гретхен вскочила и принялась ходить по комнате с такой быстротой, что
платье путалось у нее в ногах.
— Это непорядочно! Сколько мне пришлось из-за тебя вынести!
— Что вынести? — крикнул Христиан. — О чем ты говоришь?
— Не кричи! — огрызнулась Гретхен. — Кто знает, не подслушивают ли нас.
— Может быть, ты объяснишь мне толком, — понизил Христиан голос, — в
чем дело?
— Вчера днем, — Гретхен остановилась перед ним, — у нас в учреждении
был человек из гестапо.
— Ну и что же?
— А сначала они побывали у генерала Ульриха, — многозначительно
добавила Гретхен.
Христиан устало кивнул головой.
— Но кто такой генерал Ульрих?
— Мой друг. Мой очень хороший друг, который из-за тебя, видимо, нажил
кучу неприятностей.
— Я в жизни не видел генерала Ульриха!
— Говори тише. — Гретхен подошла к буфету и налила себе полстакана
коньяку. Христиану она даже не предложила выпить. — Какая же я дура, что
вообще пустила тебя в дом.
— Но скажи, — потребовал Христиан, — какое отношение имеет ко мне
генерал Ульрих.
— Генерал Ульрих, — с расстановкой ответила Гретхен после большого
глотка коньяку, — это человек, который хлопотал о присвоении тебе
офицерского звания и о твоем прикомандировании к генеральному штабу.
— Ну и что же?
— Вчера ему сообщили из гестапо, что тебя подозревают в принадлежности
к коммунистической партии. Гестапо интересуется, при каких обстоятельствах
он познакомился с тобой и почему проявляет к тебе такое внимание.
— Но что ты от меня хочешь?! — сердито воскликнул Христиан. — Я не
коммунист, я член австрийской нацистской партии с тридцать седьмого года.
— Все это гестапо знает не хуже тебя. Но гестапо известно и то, что с
тридцать второго по тридцать шестой год ты был членом австрийской
коммунистической партии и что вскоре после аншлюса ты чем-то насолил
региональному комиссару Шварцу. Кроме того, им известно, что у тебя был
роман с американкой, которая в тридцать седьмом году жила в Вене с
евреем-социалистом.
Христиан устало откинулся в кресле.
«До чего же это гестапо дотошное, — подумал он, — и все же какая
неточная у них информация!»
— В части за тобой ведется постоянное наблюдение, — криво усмехнулась
Гретхен, — и гестапо получает ежемесячные доклады о каждом твоем шаге.
Тебе, вероятно, будет интересно узнать, что мой муж в своих рапортах
характеризует тебя как очень способного и преданного солдата и настойчиво
рекомендует направить в офицерскую школу.