Тяжелая дверь отворилась, и генералы
скрылись из виду. Дверь снова закрылась. Сержант исчез. Майкл остался один
в освещенной свечами комнате с единственным стулом и длинным полированным
столом, на котором стояла чернильница и желтел жесткий квадрат пергамента
с его подписью.
— Пошевеливайся, надевай носки, — раздался зычный голос. — Подъем!
Подъем!
Резкие, пронзительные свистки раздавались по всем этажам старого дома и
доносились от соседних домов. Слышались тяжелые вздохи и стоны
просыпающихся в темноте солдат.
Майкл открыл глаза. Он спал на нижней койке, и его взгляд упал на доски
и соломенный матрац над головой. Солдат, занимавший верхнюю койку, спал
неспокойно, и каждую ночь на Майкла сыпались каскады пыли и соломенной
трухи.
Майкл свесил с постели ноги и грузно уселся на край койки, ощущая
какую-то горечь во рту и ужасный запах немытого, потного тела, исходивший
от двадцати человек, помещенных в одну комнату. Было половина шестого
утра. Окна казармы, которые никогда не открывались, все еще были плотно
занавешены светомаскировочными шторами.
Дрожа от холода, Майкл оделся. Его притупленный мозг был глух к
раздававшимся вокруг стонам, ругательствам и непристойным звукам, которыми
солдаты встречали очередной день. — Щурясь от света, Майкл надел шинель и,
спотыкаясь, спустился по шаткой лестнице ветхого дома, занятого под
казарму. Он вышел на улицу, ощущая пронизывающий до костей холод
лондонского утра. Вдоль всей улицы вяло строились для утренней поверки
солдаты. Невдалеке был виден дом, на стене которого была прибита бронзовая
мемориальная доска, возвещавшая о том, что в девятнадцатом веке здесь жил
и работал Уильям Блейк [Блейк, Уильям (1757-1827) — английский поэт и
художник, представитель раннего романтизма]. Как бы отнесся Уильям Блейк к
утренней поверке? Что бы он подумал, если бы выглянул из окна и посмотрел
на сбившихся в кучу, сквернословящих, истосковавшихся по кружке пива
заокеанских солдат, дрожавших от холода под аэростатами воздушного
заграждения, все еще не видными в поднявшемся высоко над землей редком
темном тумане? Что сказал бы Уильям Блейк сержанту, который приветствовал
каждое утро нового дня на долгом пути человечества к прогрессу любезным
окриком: «Пошевеливайся, надевай носки!»?
— Галиани?
— Здесь.
— Эйбернати?
— Здесь.
— Тэтнол?
— Здесь.
— Каммергард?
— Здесь.
— Уайтэкр?
— Здесь.
Я здесь, Уильям Блейк, я здесь, Джон Китс [Китс, Джон (1795-1821) —
английский поэт-романтик]. Я здесь, Сэмюэл Тейлор Колридж [Колридж, Сэмюэл
Тейлор (1772-1834) — английский поэт, представитель реакционного
романтизма]. Я здесь, король Георг. Я здесь, генерал Веллингтон
[Веллингтон, Артур Уэлсли (1769-1852) — английский полководец и
государственный деятель; командовал английскими войсками в битве при
Ватерлоо (1815)].
Я здесь, генерал Веллингтон
[Веллингтон, Артур Уэлсли (1769-1852) — английский полководец и
государственный деятель; командовал английскими войсками в битве при
Ватерлоо (1815)]. Я здесь, леди Гамильтон [Гамильтон, Эмма (1765-1815) —
жена английского посланника в Неаполе и любовница адмирала Нельсона]. О,
быть бы в Англии сейчас, когда Уайтэкр там! [перефразировка стихотворения
английского поэта Браунинга (1854-1926) «О, быть бы в Англии сейчас, в
чудесный день апреля…»] Я здесь, Лоренс Стерн [Стерн, Лоренс (1713-1768)
— английский писатель, один из основоположников сентиментализма]. Я здесь,
принц Хэл [прозвище английского короля Генриха V]. Я здесь, Оскар Уайлд
[Уайлд, Оскар (1856-1900) — английский писатель и драматург, один из
родоначальников декаданса]. Здесь, с каской на голове и с противогазом
через плечо, с продуктовой карточкой в солдатскую лавку, с прививкой от
столбняка, тифа, паратифа и оспы. Я знаю, как вести себя в английских
домах (продуктов мало, и от добавки следует отказываться); знаю, что надо
остерегаться сифилитичных саксонских нимф с Пиккадилли. Я начистил свои
медные пуговицы так, чтобы не ударить лицом в грязь перед английской
армией. Я здесь, Пэдди Финьюкейн, сбитый над Ла-Маншем на своем
«Спитфайре», я здесь, Монтгомери, я здесь, Эйзенхауэр, я здесь, Роммель, в
полной готовности за своей пишущей машинкой, вооруженный копировальной
бумагой. Я здесь, здесь, здесь, Англия. Я проделал путь от Вашингтона и
семнадцатой призывной комиссии, через Майами и Пуэрто-Рико, Тринидад и
Гвиану, Бразилию и остров Вознесенья. Я пересек океан, где по ночам,
словно акулы в страшном сне, всплывают на поверхность подводные лодки и
ведут огонь по самолетам, летящим без огней в кромешной тьме на высоте
десяти тысяч футов. Здесь история, здесь мое прошлое, здесь, среди руин,
где в полночь на затемненных улицах слышатся голоса американцев со
Среднего Запада, зовущих такси. Здесь, сосед Уильям Блейк, здесь,
американец, и да поможет нам бог!
— Разойдись!
Майкл вошел в дом и заправил свою койку. Потом он побрился, вымыл
уборную, взял столовые принадлежности и, позвякивая котелком, медленно
побрел по пробуждающимся серым лондонским улицам на завтрак в большой
красный дом, где некогда жила семья какого-то пэра. Вверху был слышен
равномерный гул тысячи моторов: «ланкастеры», возвращавшиеся из Берлина,
пересекали Темзу. На завтрак дали овсяную кашу и омлет из яичного порошка
с толстым куском недожаренного, плавающего в собственном жиру бекона.
Почему, сидя за завтраком, думал Майкл, нельзя научить армейского повара
сносно варить кофе? Как можно пить такую бурду?