Пейвон сделал Майклу знак остановиться. Майкл подъехал
к массивной каменной монастырской стене, тянувшейся вдоль придорожной
канавы. В канаве сидели несколько канадцев, которые с любопытством
разглядывали подъехавших американцев.
«Нам бы следовало носить английские каски, — опасливо подумал Майкл. —
Ведь англичане из-за этих дурацких касок могут принять нас за немцев.
Сначала-они подстрелят нас, а потом уж будут проверять документы.
— Ну, как дела? — выйдя из машины, спросил Пейвон у солдат, сидевших на
краю канавы.
— Хуже некуда, — ответил един из канадцев, маленький, смуглый, похожий
на итальянца солдат. Он стоял в канаве и улыбался.
— Вы едете в город, полковник?
— Может быть.
— Здесь повсюду снайперы, — сказал канадец. Послышался свист летящего
снаряда, и канадцы снова нырнули в канаву. Поскольку Майкл все равно не
успел бы выскочить из джипа, он лишь пригнулся и закрыл лицо руками. Но
взрыва не последовало. «Не разрыв, — механически отметил Майкл, — привет
от отважных рабочих Варшавы и Праги, которые заполняют корпуса снарядов
песком и вкладывают в них героические записки: «Привет от антифашистов —
рабочих военных заводов Шкода». А может быть, это просто романтическая
история, почерпнутая со страниц газет и из сводок бюро военной информации,
и снаряд взорвется часов через шесть, когда все о нем забудут?»
— И вот так каждые три минуты, — с досадой произнес канадец, поднимаясь
со дна канавы. — Мы здесь на отдыхе, а каждые три минуты приходится
бросаться на землю. Вот как в английской армии понимают отдых солдата, —
добавил он и сплюнул.
— А тут есть мины? — спросил Пейвон.
— Конечно, есть, — раздраженно ответил канадец. — А почему бы им не
быть? Где, вы думаете, находитесь — на американском стадионе, что ли?
Он говорил с акцентом, характерным для жителей Бруклина.
— Ты откуда, солдат? — спросил Пейвон.
— Из Торонто, — ответил тот. — Тот, кто еще раз попытается вытащить
меня из Торонто, получит гаечным ключом по уху.
Опять раздался свист, и опять Майкл не успел выбраться из джипа.
Канадец исчез с ловкостью циркача. Пейвон только небрежно оперся о кузов
джипа. На этот раз снаряд взорвался, но, вероятно, ярдов за сто, так как
никаких осколков до них не долетело. Две пушки, находившиеся по ту сторону
монастырской стены, открыли беглый ответный огонь.
Канадец снова поднялся из канавы.
— Район отдыха, — сказал он с едким сарказмом. — Лучше бы я вступил в
эту чертову американскую армию. Ведь вы не увидите здесь ни одного
англичанина. — Он поглядел на разбитую улицу, на разрушенные дома, и в его
затуманенных глазах сверкнула ненависть. — Одни канадцы. Где дела плохи,
бросай туда канадцев. Ни один англичанин не побывал дальше борделя в Байе.
— Послушай… — начал было Пейвон, поражаясь такой дикой лжи.
— Не спорьте со мной, полковник, не спорьте, — громко сказал солдат из
Торонто. — Я нервный.
— Ну хорошо, хорошо, — улыбнулся Пейвон и сдвинул каску назад так, что
она стала похожа на мирный ночной горшок, возвышающийся над его густыми,
карикатурными бровями.
— Я и не собираюсь с тобой спорить. До свидания,
встретимся в другой раз.
— Встретимся, если вас тем временем не подстрелят и если я не
дезертирую, — проворчал канадец.
Пейвон помахал ему рукой.
— Ну, Майкл, теперь давайте я сяду за руль, — сказал он. — А вы
садитесь на заднее сиденье и смотрите в оба.
Майкл забрался в кузов и уселся на опущенный верх джипа, чтобы удобно
было стрелять во всех направлениях. Пейвон сел за руль. В подобные моменты
Пейвон всегда брал на себя самую ответственную и опасную роль.
Он еще раз помахал канадцу, но тот не ответил. Джип загромыхал по
дороге в город.
Майкл выдул пыль из патронника карабина и снял его с предохранителя. Он
положил карабин на колени и стал внимательно смотреть вперед. Пейвон
медленно лавировал по разбитым мостовым среди развалин города.
Снова одна за другой заговорили английские батареи, укрытые среди
развалин. Пейвон вел машину зигзагами, стараясь объехать нагромождения
кирпича и камня на дороге.
Майкл пристально вглядывался в окна уцелевших домов. Вдруг ему
представилось, что город Кан состоит из одних окон, занавешенных
светомаскировочными шторами, которые каким-то чудом пережили
бомбардировки, танковые атаки и артиллерийский обстрел и немцев, и
англичан. Возвышаясь в кузове машины, пробирающейся по пустынной,
разрушенной улице, среди всех этих окон, Майкл вдруг почувствовал себя
совершенно нагим и страшно уязвимым. Ведь за каждым окном мог притаиться
немецкий снайпер, пристраивающий свою винтовку с прекрасным оптическим
прицелом и со спокойной улыбкой поджидающий, пока этот глупый открытый
джип подъедет немного ближе…
«Пусть меня убьют, — невесело размышлял Майкл, внезапно сжимаясь, так
как ему послышалось, что позади раскрылось окно, — пусть меня убьют в бою,
где я буду сражаться с оружием в руках, но я не хочу быть убитым из-за
угла на дурацкой экскурсии, затеянной этим идиотом, этим проходимцем из
цирка…» Но он тут же понял, что лжет себе. Он не хотел быть убитым
никоим образом. Какой в этом смысл? Война идет своим медленным,
размеренным темпом, и если уж его убьют, то никому нет дела, как это
случится, кроме него самого, и возможно, его семьи. Убьют ли его, или не
убьют — все равно армии будут продолжать Движение, машины, которые, в
конечном счете, являются главным орудием войны, будут уничтожать друг
друга, капитуляция будет подписана… «Выжить, — подумал он с отчаянием,
вспоминая свое пребывание в рабочем батальоне, — выжить, выжить…»
Вокруг громыхали орудия. Трудно было представить себе, что существует
какая-то организация, что люди подают команды по телефону, наносят данные
на карты, корректируют огонь, возятся с огромными сложными механизмами,
которые могут поднять ствол пушки так, что она выстрелит в данную минуту
на пять миль, в следующую — на семь миль, что все это происходит невидимо
для глаза, среди подвалов старого города Кана, за старинными оградами
парков, в гостиных французов, бывших совсем недавно водопроводчиками или
мясниками, а сейчас уже мертвых.