— Чего ты хочешь от меня?
— Ничего, — ответила Пегги, — ты подарил мне два драгоценных года своей
жизни. Чего еще могла бы желать девушка? А теперь отправляйся, и пусть
тебя разорвет на части. Я повешу «Золотую звезду» [медаль «Золотая звезда»
выдается за погибшего на войне сына или мужа] у входа в дамскую комнату в
клубе «Сторк».
Подошел официант.
— Желаете еще чего-нибудь? — спросил он, улыбаясь с итальянской
любезностью состоятельным влюбленным, которые заказывают дорогие завтраки.
— Мне коньяк, — ответил Майкл, — а тебе, Пегги?
— Спасибо, — сказала Пегги, — мне больше ничего не надо.
Официант отошел. «Если бы в двадцатом году он не сел на пароход в
Неаполе, — подумал Майкл, — сегодня он был бы, вероятнее всего, в Ливии, а
не на Пятьдесят шестой улице».
— Знаешь, что я собираюсь сделать сегодня? — резко спросила Пегги.
— Ну?
— Кое-куда пойти и выйти за кого-то замуж. — Она вызывающе и со злостью
взглянула на него через небольшой, покрытый винными пятнами стол.
Девушка за соседним столиком, яркая блондинка в красном платье,
говорила сиявшему улыбкой седовласому мужчине, с которым она завтракала:
— Вы должны как-нибудь представить меня своей жене, мистер Копаудер. Я
уверена, что она чрезвычайно обаятельна.
— Ты слышал, что я сказала? — спросила Пегги.
— Слышал.
К столу подошел официант и поставил небольшой бокал.
— Осталось только три бутылки, — заметил он, — в эти дни невозможно
достать коньяк.
Майкл взглянул на официанта. Ему почему-то не понравилось его смуглое,
приторно-сладкое, тупое лицо.
— Держу пари, — сказал Майкл, — что в Риме это не составляет никаких
трудностей.
По лицу официанта пробежала дрожь, и Майклу показалось, что он слышит,
как тот сокрушенно говорит про себя: «И этот стыдит меня за Муссолини. Все
эта война, ох, эта проклятая война».
— Да, сэр, возможно, вы правы, — улыбаясь произнес официант и отошел,
растерянно двигая руками и скорбно поджав верхнюю губу, давая этим понять,
что он не несет никакой ответственности за итальянскую армию, итальянский
флот, итальянскую авиацию.
— Ну? — громко спросила Пегги.
Майкл молча потягивал коньяк.
— Что ж, мне все ясно.
— Просто я не вижу смысла сейчас жениться, — ответил наконец Майкл.
— Ты абсолютно прав, но так надоело смотреть, как убивают одиноких
мужчин.
— Пегги! — Майкл с нежностью прикрыл своей рукой ее руку. — Это на тебя
совсем не похоже.
— А может быть, и похоже, — ответила Пегги, — может быть, я раньше не
была похожа на себя. Не думай, — холодно добавила она, — что через пять
лет, когда ты вернешься со всеми своими медалями, я встречу тебя с
приветливой улыбкой на лице.
— Ладно, — устало проговорил Майкл, — давай не будем говорить об этом.
— А я хочу говорить об этом, — возразила Пегги.
— Ну хорошо, говори, — согласился Майкл.
Он заметил, что она старается сдержать слезы, лицо ее расплылось и
размякло.
— Я хотела быть очень веселой, — сказала она дрожащим голосом. — Идешь
на войну? Давай выпьем… И я бы сдержалась, если бы не этот
отвратительный моряк… Вся беда в том, что я могу забыть тебя. У меня был
один друг в Австрии, и я думала, что буду помнить его до конца своих дней.
Он был, пожалуй, лучше тебя, смелее и нежнее, но в прошлом году его
двоюродная сестра написала мне из Швейцарии, что его убили в Вене. В тот
вечер, когда я получила это письмо, я собиралась с тобой в театр. Мне
казалось, что в этот вечер я никуда не смогу пойти, но стоило тебе
появиться в дверях, и я почти совсем забыла того человека. Он был мертв, и
я уже почти не помнила его, хотя однажды я тоже просила его жениться на
мне. Кажется, мне ужасно везет в этом отношении, не правда ли?
— Перестань, — прошептал Майкл, — пожалуйста, Пегги, перестань.
Но Пегги продолжала говорить, ее глубокие, выразительные глаза были
полны слез.
— Я глупая, — говорила она. — Вероятно, я забыла бы его, если бы мы
даже поженились, и, видимо, забуду и тебя, если ты не скоро вернешься.
Может быть, это просто предрассудок, но у меня такое предчувствие, что
если бы ты был женат и знал, что тебе нужно вернуться именно сюда, где у
тебя есть дом и законная жена, ты бы непременно вернулся. Нелепо… Его
звали Йозефом, у него не было дома и вообще ничего, поэтому, естественно,
они и убили его. — Пегги вдруг поднялась. — Подожди меня на улице, —
сказала она, — я скоро приду.
Она быстро вышла из небольшой темной комнаты с маленькой стойкой у окна
и развешанными по закопченным стенам старыми картами винодельческих
районов Франции. Оставив официанту на столе деньги по счету и хорошие
чаевые в качестве компенсации за свою грубость, Майкл неторопливо вышел на
улицу.
Стоя у ресторана, он задумчиво курил папиросу. «Нет, — окончательно
решил он про себя, — нет, она не права. Я не собираюсь взваливать на себя
это бремя и не позволю делать это ей. Если она забудет меня, что ж, это
будет просто дополнительная цена, которой приходится расплачиваться за
войну, своего рода боевая потеря, которая не входит в подсчет убитых,
раненых, уничтоженных ценностей, но, безусловно, относится к числу потерь.
Напрасно мы пытались бы избежать ее».
Появилась Пегги. Ее волосы ярко блестели на солнце, видимо, она только
что старательно причесала их там, наверху, а улыбающееся лицо было
спокойно.
— Прости меня, — сказала она, касаясь его руки. — Я так же удивляюсь
этому, как и ты.
— Ну и хорошо, — ответил Майкл, — я сегодня тоже вел себя не блестяще.
— Я совсем не то хотела сказать. Ты ведь веришь мне?
— Конечно.
— Когда-нибудь в другой раз я расскажу тебе об этом человеке из Вены.
Интересная история, особенно для солдата.
— Хорошо, — вежливо ответил Майкл, — я с удовольствием послушаю.
— А теперь, — Пегги посмотрела на улицу и сделала знак такси, медленно
приближавшемуся с Лексингтон-авеню, — я думаю, мне лучше вернуться на
службу и поработать до конца дня, не правда ли?
— Нет необходимости.