..»
Когда они выехали на равнину, Гарденбург прибавил скорость. Они ехали
по безлюдной пустыне, освещенной последними лучами заходящей луны; по
всему горизонту мелькали вспышки далекой артиллерийской стрельбы. От
быстрой езды ветер свистел в ушах. У Христиана сдуло фуражку, но он не
обратил на это никакого внимания; зато ветер относил исходивший от
лейтенанта запах, и он больше его не чувствовал.
В течение получаса они ехали в северо-западном направлении. Вспышки на
горизонте становились все сильнее и ярче, пока мотоцикл петлял по
извилистой дороге между дюн и случайных островков сухой низкорослой травы.
По дороге то и дело встречались обгорелые танки, автомашины. Вот
перевернутый грузовик, огромная ось которого при тусклом свете торчит,
словно зенитное орудие. Промелькнуло несколько свежих, наспех вырытых
могил с винтовками, воткнутыми штыком в землю и с надетыми на приклад
касками или фуражками; несколько разбитых, обгоревших самолетов с
погнутыми пропеллерами и поломанными крыльями, изуродованные металлические
части которых тускло отражали свет луны. Но, пока они не достигли дороги,
проходившей значительно севернее и идущей почти строго на запад, им не
встретилось никаких войск. Выехав на дорогу, они вдруг оказались в длинной
колонне полкового транспорта. Грузовики, бронеавтомобили, разведывательные
машины, тягачи медленно двигались по узкой дороге в плотных облаках пыли и
отработанных газов.
Гарденбург съехал на обочину, но не очень далеко от дороги, потому что,
когда местность несколько раз переходит из рук в руки, не знаешь, где
можно наткнуться на мину. Он неожиданно остановил мотоцикл, и Христиан
чуть было не свалился с седла. Гарденбург быстро повернулся и поддержал
его.
— Благодарю вас, — вежливо сказал Христиан. У него снова начался озноб,
в голове шумело, язык распух, а челюсти от холода сжала спазма.
— Можешь сесть в один из этих грузовиков, — крикнул Гарденбург,
взмахнув рукой (зачем тратить столько энергии?) в сторону медленно
проходившей с ровным гулом колонны, — но я не советую.
— Как прикажете, господин лейтенант, — ответил Христиан с застывшей на
лице дружелюбной улыбкой, словно пьяный, попавший на чопорный и
довольно-таки скучный прием.
— Я не знаю, какие они имеют распоряжения! — крикнул Гарденбург. — В
любой момент их могут повернуть и бросить в бой…
— Конечно, — согласился Христиан.
— Самое верное дело — держаться своего собственного транспорта, —
сказал Гарденбург. Христиан чувствовал благодарность к лейтенанту за то,
что он так любезно все ему объясняет.
— Да, в самом деле, — подтвердил он.
— Что ты сказал? — не расслышал Гарденбург; мимо с грохотом проходил
броневик.
— Я сказал… — Христиан запнулся, он уже не помнил, чти Говорил. — Я
согласен, — неопределенно кивнув головой, сказал он, — совершенно
согласен.
— Я сказал… — Христиан запнулся, он уже не помнил, чти Говорил. — Я
согласен, — неопределенно кивнув головой, сказал он, — совершенно
согласен.
— Хорошо, — сказал Гарденбург, развязывая у Христиана на шее платок. —
Лучше прикрыть им лицо от пыли. — И он начал завязывать узел на затылке у
Христиана.
Но Христиан, слегка отстранив руки лейтенанта, сказал:
— Извините, одну минуточку… — У него началась рвота.
Люди в проходивших мимо машинах не обращали внимания ни на него, ни на
лейтенанта, они смотрели только вперед без всякого интереса, без
любопытства, без цели и надежды, словно это были не живые люди, а парад
теней, проходящий перед затуманенным взором умирающего.
Христиан выпрямился. Он чувствовал себя уже лучше, хотя неприятное
ощущение во рту усилилось. Он повязал платком нос и всю нижнюю часть лица.
Пальцы плохо повиновались ему, и лишь с трудом ему удалось завязать сзади
узел.
— Я готов, — доложил он.
Гарденбург тоже успел завязать лицо платком. Христиан опять обхватил
лейтенанта за талию, и мотоцикл, тарахтя и подпрыгивая, вклинился в
колонну и поехал вслед за санитарной машиной, из оторванной двери которой
торчали три пары ног.
Христиан был исполнен глубокой симпатии к лейтенанту, твердо и уверенно
сидевшему перед ним в маске из носового платка, придававшей ему вид
бандита из американского фильма. «Я должен как-то выразить ему свою
признательность», — подумал он. Целых пять минут, трясясь в клубах пыли,
он старался найти способ показать свою благодарность лейтенанту. Наконец
ему в голову пришла идея. «Я расскажу ему о его жене и о себе, — подумал
Христиан, — больше я ничего не могу придумать. — Он покачал головой. —
Нет, это глупо, глупо, глупо». Но теперь, когда эта идея пришла ему в
голову, он не мог от нее отделаться. Он закрыл глаза, стараясь думать о
тех тридцати шести, медленно копающих окопы там, на юге, потом старался
вспомнить, сколько пива, холодного вина и холодной воды он выпил за
последние пять лет. Однако его все время так и подмывало крикнуть,
заглушая шум машин: «Лейтенант, я жил с вашей женой, когда ездил в отпуск
из Ренна».
Колонна остановилась, и Гарденбург, чтобы удержать машину в равновесии,
снял ногу с педали. В целях безопасности он решил оставаться в середине
колонны. «Вот сейчас, — подумал Христиан, захваченный своей идеей, — вот
сейчас я скажу ему». Но в этот момент из санитарной машины вышли два
солдата, вытащили за ноги тело и положили его на дорогу. Затем, медленно
волоча усталые ноги, они оттащили его на обочину, подальше от машин.
Христиан наблюдал за ними поверх платка. Солдаты виновато посмотрели на
него.
— Он неживой, — серьезно сказал один из них, подходя к Христиану, —
какой смысл везти его, если он неживой?
Колонна тронулась, и санитарная машина поползла на первой скорости.