Он воздействует на домашний скот: коровы
перестают доиться, никто не может уснуть.
— Наверное, иначе и быть не может. — Уилл все смотрел на север, и
сильный порыв ветра сдул с него шляпу. Она свалилась ему на спину,
открыв чуть длинноватые, черные как вороново крыло волосы, кожаная
лямка обтянула шею. У Сюзан возникло безотчетное желание пробежаться
рукой по этим волосам. Какие они на ощупь — жесткие, мягкие,
шелковистые? Какой от них идет запах? Вновь пупочка под животом
полыхнула жаром. Он повернулся к Сюзан, словно читая ее мысли, и та
густо покраснела. К счастью, ночь позаботилась о том, чтобы он этого
не заметил.
— И давно она здесь?
— Появилась до того, как я родилась, но уже при жизни моего отца.
Он говорил, что ее появлению предшествовало землетрясение. Некоторые
говорят, что землетрясение вынесло ее на поверхность, другие заявляют,
что это предрассудки. Я помню ее с самого детства. От дыма она
затихает, как затихает улей или осиное гнездо, но потом звук вновь
усиливается. Сучья, сваленные в устье каньона, не пускают туда
скотину… иногда их так и тянет туда. Никто не знает почему. Но если
корова или овца попадает в каньон, после того как старый хворост
сожжен, а нового еще не набралось, она никогда не возвращается.
Видать, червоточина сжирает ее.
Сюзан откинула пончо, перебросила правую ногу через седло, не
задев его, и ловко соскользнула с Быстрого. Все в едином движении.
Трюк этот надлежало проделывать в штанах, а не в платье: по еще больше
округлившимся глазам Уилла она поняла, что увидел он более чем
достаточно… но желания отмываться от его взгляда у нее не возникло,
так почему бы и нет? Что же касается самого трюка, она частенько его
проделывала, если хотела преподнести себя в лучшем виде.
— Красота! — воскликнул Уилл.
— Я научилась этому от моего отца. — Она предпочла наиболее
невинную трактовку комплимента. Однако улыбка, с которой она протянула
Уиллу поводья, ясно указывала на то, что другое толкование не вызовет
у нее возражений.
— Сюзан? Ты когда-нибудь видела червоточину?
— Да, раз или два. Сверху.
— И как она выглядит?
— Мерзко, — без запинки ответила девушка. До этой ночи, когда ей
пришлось лицезреть улыбку Риа, почувствовать на себе ее гадкие пальцы,
Сюзан думала, что ничего более отвратительного быть не может. — Она
похожа на медленно горящий торфяник и в то же время на болото с
вонючей зеленой водой. Над ней всегда стоит туман. Иногда похожий на
длинные, костлявые руки. С пальцами на концах.
— Она растет?
— Да, так говорят. Все червоточины растут, но эта растет
медленно. При нас ей не вылезти из каньона Молнии.
Она подняла голову, увидела, что за время их разговора созвездия
проделали по небосводу немалый путь.
Она чувствовала, что может
проговорить с ним всю ночь, о червоточине, о СИТГО, о тетушке, о чем
угодно, и мысль эта повергла ее в смятение. О Боги, почему это
случилось с ней именно сегодня? Три года она отвергала ухаживания
местных парней, так почему именно в эту ночь она встретила юношу,
который так заинтересовал ее? Почему жизнь так несправедлива?
И более ранняя мысль, произнесенная голосом отца, вернулась к
ней: {Если это} ка, {она налетает как ветер, и твои планы не устоят
перед ней, как не устоит сарай перед циклоном.}
Но нет. Нет и нет. Она приняла решение, обдуманно, не с
бухты-барахты. И не отступится от него. Это не сарай — это ее {жизнь!}
Сюзан протянула руку, коснулась ржавой жести почтового ящика
миссис Бич, словно боялась потерять равновесие. Ее надежды и мечты,
наверное, ничего не значили, но отец учил ее мерить себя по
способности держать данное слово, и она не желала забывать его советы
только потому, что встретила симпатичного юношу в тот самый момент,
когда ее тело и чувства пребывали в смятении.
— Я оставлю тебя здесь. Ты можешь вернуться к друзьям или
продолжить путь. — Суровость собственного голоса опечалила Сюзан, но
то была суровость взрослой женщины. — И помни о своем обещании, Уилл:
если ты увидишь меня в Доме-на-Набережной и если ты мне друг, это
будет наша первая встреча. Как будто я впервые вижу тебя.
Он кивнул, и Сюзан заметила, что ее серьезность теперь отражалась
и на его лице. А также печаль.
— Я никогда не приглашал девушку на конную прогулку, и ни одна
девушка не приглашала меня в гости. Но я бы пригласил тебя. Сюзан,
дочь Патрика… Если я принесу тебе цветы, чтобы увеличить свои
шансы… думаю, ничего хорошего из этого не выйдет.
Она покачала головой.
— Нет. Не выйдет.
— Ты обещала кому-то, что выйдешь за него? Понимаю, вопрос
бестактный, но я не желаю тебе ничего дурного.
— Знаю, что не желаешь, но предпочла бы не отвечать на твой
вопрос. Как я тебе и говорила, положение у меня сейчас очень
деликатное. Кроме того, уже поздно. Здесь мы расстанемся, Уилл. Но
подожди…. один момент…
Она сунула руку в карман фартука и достала половину булочки,
завернутую в зеленый лист. Вторую половину она съела по пути на
Коос… в другой, как ей теперь казалось, половине ее жизни.
Оставшуюся она протянула Быстрому, который понюхал булочку, а съев,
ткнулся мордой в ладонь Сюзан. Она улыбнулась:
— Хороший ты у нас конь, очень хороший.
Посмотрела на Уилла Диаборна, который стоял на дороге,
переминаясь с ноги на ногу, печально взирая на нее.