4
На следующий день Рейнолдс поскакал в СИТГО. Лицо укутал шарфом,
оставив только глаза. Ему не терпелось выбраться из этого чертова
Хэмбри, где пастбища так близко соседствовали с морем. Вроде бы и
температура упала не так сильно, но ветер, набрав скорость надводной
гладью, резал как ножом.
А еще больше угнетало его другое: ощущение
обреченности, накрывшее город, да и весь Меджис, в преддверии ярмарки
Жатвы. Рой это тоже чувствовал. Об этом ясно говорил его взгляд.
Нет, у него явно полегчает на душе, когда трое юных рыцарей
превратятся в пепел, который разнесет ветром, а он покинет этот
забытый богами феод.
Рейнолдс спешился на автомобильной стоянке, привязал лошадь к
ржавой железяке с загадочным словом «шевроле», едва читаемым на
небольшой, когда-то блестящей табличке, и зашагал к нефтяному полю.
Ветер пробирал даже сквозь овчинный полушубок, которым его снабдили на
ранчо, и дважды ему пришлось натягивать шляпу на уши, чтобы ее не
сдуло ветром. Он даже радовался, что не может увидеть себя: должно
быть, выглядел он как какой-нибудь гребаный фермер.
Оглядываясь по сторонам, Рейнолдс время от времени удовлетворенно
кивал. Тишина и покой. Лишь ветер шуршит в соснах, растущих по обе
стороны от трубы. Никогда не подумаешь, что за тобой наблюдает с
десяток пар глаз.
— Эй! — позвал он. — Выходите, парни. Давайте держать совет.
Мгновение его призыв оставался без ответа. Потом из-за деревьев
появились Хайрем Куинт с ранчо «Пиано» и Крикун Каллахэн из «Приюта
путников». Святое дерьмо, в изумлении подумал Рейнолдс, и где они
только этим разжились.
Из-за пояса штанов Куинта торчал древний мушкетон. Рейнолдс
подумал, что Куинту крупно повезет, если мушкетон просто даст осечку,
когда тот нажмет на спусковой крючок. Если не повезет — мушкетон
взорвется и ослепит его.
— Все тихо? — спросил Рейнолдс. Куинт ответил на непереводимом
местном диалекте. Крикун с минуту слушал его, потом взял инициативу на
себя.
— Все хорошо, сэй. Он говорит, что он и его люди теряют терпение.
— Широко улыбнувшись, Крикун добавил: — Если бы вместо мозгов был
порох, он не смог бы высморкаться.
— Но доверять этому идиоту можно?
Крикун ползал плечами. Вероятно, сие означало, что да.
Они прошли под деревья. Там, где Роланд и Сюзан видели почти
тридцать цистерн, стояли шесть, и из этих шести только в двух была
нефть. Мужчины сидели на земле или храпели, привалившись к стволам
сосен и надвинув на лицо сомбреро. В большинстве своем их вооружение
по возрасту и надежности могло посоперничать с мушкетоном Куинта. У
некоторых Рейнолдс заметил пращи. И решил, что проку от них будет
больше. Он повернулся к Крикуну:
— Скажи этому лорду Перту, что если мальчишки придут, будет
стычка и у них есть только один шанс сделать все как надо.
Крикун заговорил с Куинтом. Тот заулыбался, обнажив остатки
зубов. Коротко ответил, затем пальцы его сложились в громадные кулаки,
он поставил их один на другой и повернул в разные стороны, как бы
откручивая шею невидимому врагу.
Коротко ответил, затем пальцы его сложились в громадные кулаки,
он поставил их один на другой и повернул в разные стороны, как бы
откручивая шею невидимому врагу. Крикун начал было переводить, но Клей
Рейнолдс остановил его взмахом руки. Ему хватило одного слова, которое
он понял без перевода: muerto [мертвец, покойник (исп.).]
5
Всю предшествующую празднику Жатвы неделю Риа просидела перед
магическим кристаллом, вглядываясь в его глубины. Черной ниткой она
пришила голову Эрмота к его телу, мертвой змеей обвязала себе шею да
так и сидела, не замечая запаха разложения, который со временем только
усиливался. Дважды подходил Масти, громко мяукал, требуя еды, и всякий
раз Риа ногой отталкивала его, не отрывая взгляда от хрустального
шара. Она сама все более превращалась в скелет, а глаза уже напоминали
глазницы тех черепов, что лежали в висевшей в углу сетке. Иной раз она
впадала в дрему, с гниющей змеей на шее, с хрустальным шаром, лежащим
на коленях. Упиралась острым подбородком в шею, из уголков рта вниз
бежали струйки слюны, но спать она не спала. Она не могла терять время
на сон: слишком многое показывал ей магический кристалл.
Показывал в охотку. Теперь, чтобы заглянуть в розовые глубины, ей
уже не приходилось прибегать к пассам. Ей открылась вся мерзость
Меджиса, все гадости и жестокости, творимые вдали от чужих глаз. В
большинстве, конечно, она видела всякую ерунду: мальчишек, которые
онанировали, подглядывая в замочную скважину за раздевающимися
сестрами, жен, выворачивающих карманы мужей в поисках денег или
табака, Шеба, пианиста, вылизывающего сиденье стула, на котором только
что сидела голой задницей его любимая проститутка, служанку в
Доме-на-Набережной, плюнувшую в подушку Кимбы Раймера после того, как
канцлер дал ей хорошего пинка: служанка помешала ему пройти.
Все, что видела Риа, лишь подтверждало ее мнение об обществе,
которое она покинула. Иногда она дико смеялась, иногда обращалась к
людям, которых видела в хрустальном шаре, словно они могли ее слышать.
На третий день недели, предшествующей празднику Жатвы, она перестала
ходить в туалет, хотя и могла брать с собой магический кристалл, и
теперь от нее шел резкий запах мочи.
На четвертый день Масти перестал подходить к ней.
Риа смотрела в магический кристалл и растворялась в нем, как
случалось с другими, теми, кто приникал к шару до нес. Она уже не
отдавала себе отчета в том, что шар, показывая ей невидимое другим,
высасывает из нес остатки anima. А если бы и отдавала, то скорее всего
решила, что это равноценный обмен. Она видела все то, что люди
старались скрыть от посторонних глаз, все то, что всегда интересовало
ее, и едва ли сочла, что ее жизненная сила — слишком дорогая плата за
доставленное удовольствие.