Кристалл не возражал. Не в первый раз его
метила кровь. Он мерцал и поблескивал, а потом в его розовых глубинах
словно разошелся занавес. И Роланд уже не мог оторвать глаз от того,
что открылось ему.
Глава десятая
ПОД ДЕМОНИЧЕСКОЙ ЛУНОЙ (II)
1
Пальцы Корал крепко сжимали руку Сюзан, но боли не причиняли,
пока она вела девушку по коридорам дворца. Сюзан не пыталась ни
протестовать, ни вырываться: не имело смысла. Следом за женщинами
шагали два ковбоя, вооруженные ножами и дубинками: все огнестрельное
оружие забрали с собой те, кто уехал на запад с Джонасом. А за
ковбоями, словно призрак, следовал старший брат убитого канцлера,
Ласло. Рейнолдс, у которого желание насладиться прелестями девчонки
напрочь отбила растущая тревога, то ли остался во дворе, то ли ускакал
в город.
— Я собираюсь посадить тебя в холодную кладовую, пока мы не
разберемся, что с тобой делать, — говорила Корал. — Там ты будешь в
полной безопасности… и в тепле. Хорошо, что ты надела пончо.
Потом… когда Джонас вернется…
— Ты больше никогда не увидишь сэй Джонаса, — прервала ее Сюзан.
— Он уже не…
Вновь боль пронзила ее лицо, которому в это утро и так досталось.
На мгновение Сюзан показалось, что окружающий мир взорвался. Девушку
бросило на стену коридора, перед глазами стоял густой туман, который
рассасывался долго и медленно. Она чувствовала кровь, текущую по лицу:
ударила ее Корал тыльной стороной ладони, и перстень разорвал кожу.
Потекла кровь и из носа. В который уж раз.
Корал холодно взирала на Сюзан, но девушке показалось, что она
увидела в ее глазах не только злость. Похоже, и страх.
— Не говори со мной об Элдреде, мисси. Он уехал, чтобы поймать
мальчишек, которые убили моего брата. Мальчишек, которых ты вызволила
из тюрьмы.
— Перестань. — Сюзан вытерла нос, поморщилась, увидев натекшую в
ладонь кровь, вытерла руку о штаны. — Я знаю, кто убил Харта, и ты это
знаешь, так что не вешай мне лапшу на уши. — Она наблюдала, как
поднимается рука Корал, чтобы ударить вновь, и глухо рассмеялась: —
Давай. Изуродуй мне и другую щеку, если тебе того хочется. Но будешь
ли ты от этого спать лучше следующей ночью, без мужчины на другой
половине кровати?
Рука Корал резко опустилась. Затрещину она Сюзан не отвесила, но
схватила ее за предплечье. На этот раз пальцы сжались куда как
сильнее, причиняя боль, но Сюзан этой боли практически не
почувствовала.
Ее слишком много били в этот день, так что страдания ее
уже не пугали. Главное, она знала, что каждая прошедшая минута
приближает ее встречу с Роландом, когда боль эта забудется раз и
навсегда.
Остаток пути Корал буквально волокла ее по коридору. Они
пересекли пустынную кухню (в любой другой день Жатвы работа бы здесь
кипела, пар стоял столбом). Корал распахнула обитую железом дверь в
дальней стене. Пахнуло картошкой, тыквой, морковью.
— Заходи. И живее, если не хочешь, чтобы я дала тебе хорошего
пинка.
Сюзан посмотрела ей в глаза, улыбнулась:
— Я бы прокляла тебя за то, что ты спала с убийцей, сэй Торин, но
ты уже сама прокляла себя. И ты это знаешь… это написано на твоем
лице, тут сомнений быть не может. Поэтому я лишь поклонюсь тебе… —
улыбаясь, она сделала реверанс. — …и пожелаю доброго дня.
— Заходи и заткни свою болтливую пасть! — рявкнула Корал и
втолкнула Сюзан в кладовую. Захлопнула дверь, задвинула засов и,
сверкая глазами, повернулась к ковбоям, которые все это время молча
стояли у нее за спиной.
— Охраняйте ее как положено. Если убежит, пеняйте на себя.
Она протиснулась между ними, не слушая их заверений в том, что
никуда пленница не денется, и поднялась в апартаменты своего брата
дожидаться Джонаса или известий от Джонаса. Эта сука с превращенным в
сплошной синяк лицом, что сидела между мешков с морковью и картошкой,
ничего знать не могла, но ее слова
(ты больше никогда не увидишь сэй Джонаса)
не выходили у Корал из головы. Эхом повторялись снова и снова и
не выходили.
2
На колокольне, возвышающейся над городским Залом собраний,
пробило полдень. И непривычная тишина вновь воцарилась над Хэмбри.
Первая половина дня уступила место второй, но город словно
позабыл про праздник Жатвы. Вот и «Приют путников» не бурлил весельем.
Более двух сотен мужчин толпились под стеклянным взглядом
Сорви-Головы, пили без продыха, но слышались в зале лишь шарканье ног
да нетерпеливый стук стакана о стойку бара, свидетельствующий о том,
что кого-то из клиентов замучила жажда.
Шеб попытался пройтись по клавишам, заиграл «Буги большой
бутылки», мелодию, которая всем всегда нравилась, и тут же ковбой с
родимым пятном на щеке приставил ему нож к уху и посоветовал
прекратить шуметь, в противном случае пообещав выпустить мозги через
барабанную перепонку. Шеб, которому совершенно не хотелось
расставаться ни с мозгами, ни с барабанной перепонкой, не заставил
просить себя дважды.
Шеб, которому совершенно не хотелось
расставаться ни с мозгами, ни с барабанной перепонкой, не заставил
просить себя дважды. Тут же поднялся со скамьи и прошел за стойку бара
помогать Стенли и Красотуле наполнять стаканы.
Настроение у пьющих ухудшалось с каждым часом. Праздник Жатвы у
них украли, это они уже поняли, но не знали, как на это отреагировать.
Да, еще будет большой костер, в котором сгорят все пугала, но на
поцелуи и танцы рассчитывать не приходилось. Их лишили и конкурса
загадок, и скачек, и боя свиней… отняли возможность повеселиться.
Они не могли достойно проводить год! Вместо положительных эмоций они
получили убийство под покровом ночи и побег преступников. И лишь
надежду на месть вместо уверенности в том, что виновные будут
наказаны. Толпа в «Приюте путников», все более напоминавшая черную
грозовую тучу, готовую разразиться молниями, жаждала, чтобы ей
сказали, что надо делать.
Ткнули пальцем в жертву, которую надо бросить в огонь, как во
времена Эльда.
И вот в этот самый момент, вскоре после того, как последний удар
колокола растаял в холодном воздухе, двери салуна распахнулись, и в
зал вошли две женщины. Многие знали старуху, что шла первой, и
некоторые из них перекрестили глаза большим пальцем, чтобы отвести от
себя ее черный взгляд. То была ведьма с Кооса, и хотя лицо ее
покрывали язвы, а глаза запали так глубоко, что едва виднелись в
глазницах, она буквально лучилась энергией, губы ее ярко алели, словно
она только что наелась зимней вишни.
Вторая женщина двигалась медленно, с трудом переставляя ноги,
прижимая руку к боку. Ее лицо цветом не отличалось от мела.
Риа прошествовала через зал, никого не удостоив взглядом,
остановилась у стойки, под двухголовым чучелом, повернулась лицом к
молчаливым ковбоям и горожанам.
— Большинство из вас меня знает! — проскрипела она. Кроме тех,
кому никогда не требовался любовный эликсир, порошок, который
возвращал силу падающему концу, или капельки, предназначенные для
надоевшей тещи. Я — Риа с Кооса, а эта женщина, что стоит рядом со
мной, тетя девушки, которая прошлой ночью освободила трех убийц… той
самой девушки, что сама убила городского шерифа и хорошего молодого
парня… жена которого ждет ребенка. Он стоял перед ней с поднятыми
руками, молил сохранить ему жизнь ради жены и еще не рожденного
ребенка, но она все равно застрелила его! Жестокая! Жестокая и
бессердечная!
Толпа ответила глухим ропотом. Риа вскинула высохшие, скрюченные
руки, и в зале воцарилась тишина. Медленно, не опуская рук, она обвела
всех взглядом.
— Чужаки приехали, и вы встретили их с распростертыми объятиями!
— выкрикнула она все тем же скрипучим голосом.