— Ты достала из воды камень с острой кромкой. Пыталась обрить им
себя и не реагировала на слова. Просто счастье, что я не сломал тебе
руку… надеюсь, что не сломал.
Роланд взял ее за кисть, осторожно покрутил, прислушиваясь, не
трещат ли тонкие косточки.
Ничего не услышал, кисть легко вращалась в запястье. Сюзан все
так же ничего не понимала. Он же поднес ее руку к губам и поцеловал
холодную ладошку.
11
Роланд оставил Быстрого среди ив, чтобы проезжающий мимо не
увидел могучего мерина.
— Постой еще немного. — Роланд похлопал его по шее. — Еще
немного, дорогой.
Быстрый покивал, постукал копытом по земле, словно показывая, что
готов стоять до скончания веков, если возникнет такая необходимость.
Из седельной сумки Роланд достал стальную посудину, которая, в
зависимости от обстоятельств, служила сковородкой или кастрюлей. Уже
двинулся к Сюзан, но вернулся. Он собирался ночевать на Спуске, чтобы
в тишине многое обдумать, поэтому постель захватил с собой. Ослабив
ремень, порылся в одеялах и достал маленькую металлическую коробочку.
Открывалась она ключом, который Роланд носил на груди. В коробочке
лежал квадратный серебряный медальон (с портретом матери внутри) и
запасные патроны… не больше десятка. Он достал один, зажал его в
кулаке и вернулся к Сюзан. Она встретила его испуганным взглядом.
— Я ничего не помню после того, как мы второй раз занимались
любовью. Я посмотрела на небо, подумала, как мне хорошо, и заснула.
Роланд, это ужасно?
— Мне кажется, что нет, но ты сейчас все увидишь сама.
Он набрал в посудину воды и поставил ее на землю. С тяжелым
чувством Сюзан наклонилась над ней, расстелив волосы левой стороны по
предплечью. Сразу нашла место, где отрезала прядь, вздохнула, скорее
облегченно, чем печально.
— Замаскирую. Если заплести косу, никто ничего не заметит. В
конце концов, это только волосы… всего лишь дань женскому тщеславию.
Моя тетя не раз говорила мне об этом. Но, Роланд, почему? Почему я это
сделала?
Роланд полагал, что знает ответ. Если волосы льстили женскому
тщеславию, то обритые волосы несли иную смысловую нагрузку — указывали
на то, что их обладательница не отличается пристойным поведением.
Мужчина, конечно, до такого бы не додумался. Жена мэра, ее проделки?
Он сомневался. Скорее всего к этому приложила руку Риа, с вершины
Кооса обозревающая Плохую Траву, Скалу Висельников и каньон Молнии.
Она могла устроить так, чтобы наутро после праздника Жатвы мэр Торин
проснулся в сильном похмелье и рядом с обритой наголо наложницей.
— Сюзан, ты мне позволишь кое-что попробовать?
Она улыбнулась:
— Что-то такое, чего мы еще не пробовали? Да, конечно.
— Речь пойдет о другом. — Он разжал руку, показал ей патрон. — Я
хочу попытаться выяснить, кто сделал такое с тобой и почему. — И не
только это. Пока он не знал, что именно.
Она посмотрела на патрон. Рука Роланда заплясала у нее перед
глазами. Пальцы сгибались и разгибались. Сюзан с детским интересом
наблюдала за всеми манипуляциями.
— Где ты этому научился?
— Дома. Это не важно.
— Ты хочешь загипнотизировать меня?
— Да… и я думаю, что тебя уже гипнотизировали. — Патрон
двигался все быстрее, как и пальцы. — Разрешаешь?
— Да, — ответила Сюзан. — Если сможешь.
12
Он, конечно, смог, а быстрота погружения Сюзан в транс только
подтвердила догадку Роланда о том, что Сюзан уже гипнотизировали, и
недавно. Однако он не мог добиться от нее того, чего хотел. Вроде бы
она во всем шла ему навстречу (контактный гипнотик, как сказал бы
Корд), но дальше определенного уровня он, пробиться не мог. Не то
чтобы Сюзан пыталась что-то скрыть: монотонным, бесстрастные голосом
она рассказала об унизительной процедуре осмотра у старухи, о том, как
Риа попыталась «разогреть» ее (тут кулаки Роланда сжались с такой
силой, что ногти впились в ладони). А потом наступал момент, после
которого Сюзан ничего не помнила.
Она и Риа вышли на крыльцо, говорила Сюзан, постояли под
Целующейся Луной, свет которой падал на их лица. Старуха гладила ее
косу. Сюзан это помнила. Прикосновение это вызывало у нее отвращение,
особенно после того, что ведьма проделывала с ней раньше, но Сюзан
ничего не могла с этим поделать. Руки стали такими тяжелыми, что не
поднимались, язык не ворочался. Она могла только стоять, а старуха
что-то нашептывала ей на ухо.
— Что? — спросил Роланд. — Что она нашептывала?
— Я не знаю. Остальное теряется в розовом.
— Розовом? О чем ты?
— {Розовом,} — повторила она. В голосе звучали нотки удивления,
словно ей казалось, что Роланд валяет дурака, прикидываясь, что не
понимает ее. — Она говорит: «Да, дорогая, сделай так, ты хорошая
девочка». — а потом все становится розовым. Розовым и ярким.
— Ярким.
— Да, как луна. А потом… — Сюзан помолчала. — Потом я думаю,
что розовое и {стало} луной. Целующейся Луной. Яркой розовой
Целующейся Луной, круглой, как грейпфрут.
Он попытался пробраться в ее память другими тропами, но
безуспешно, всякий раз натыкаясь на розовое сияние, поначалу
заслоняющее ее воспоминания, а потом преобразующееся в полную луну.