Вошел мужчина в сомбреро, пончо и
сандалиях фермера или vaquero [скотовод (исп.).], но белокожий, с
торчащим из-под сомбреро клоком светлых волос. Латиго. Суровый,
жестокий мужчина, что все же лучше, чем этот смеющийся клоун в черном.
— Рад видеть вас, джентльмены. — Он вошел в комнату, закрыл за
собой дверь. Лицо у него оставалось мрачным, лицо человека, долгие
годы не видевшего ничего хорошего, может, с самого рождения. — Джонас?
Ты в порядке? Как идут дела?
— Я в порядке, а дела идут хорошо. — Он протянул руку, и Латиго
коротко пожал ее. Дипейп и Рейнолдс такой чести не удостоились, а вот
на Корал он взглянул.
— Долгих дней и приятных ночей, леди.
— И пусть у вас их будет в два раза больше, сэй Латиго. — Она не
подняла головы от вязанья.
Латиго присел па край кровати, достал из-под пончо кисет, начал
сворачивать самокрутку.
— Надолго я не задержусь, — говорил он, рубя слова: манера,
свойственная выходцам из северных феодов Привходящего мира. —
Задерживаться здесь мне не стоит. Очень уж я отличаюсь от местных.
— Отличаетесь, это точно, — вставил Рейнолдс.
Латиго бросил на него короткий взгляд, вновь повернулся к
Джонасу.
— Большая часть моего отряда расположилась лагерем в тридцати
колесах отсюда, в лесу к западу от каньона Молнии… что за мерзкий
звук, идущий из каньона? Он пугает лошадей.
— Червоточина, — ответил Джонас.
— Он пугает и людей, если подойти поближе, — добавил Рейнолдс. —
Лучше держаться от нее подальше, капитан.
— Сколько вас? — спросил Джонас.
— Сто. Все хорошо вооружены.
— То же говорили и про людей лорда Перта.
— Не остри.
— Они участвовали в боях?
— Они знают, что это такое, — ответил Латиго, но Джонас видел,
что он лжет. Опытных бойцов Фарсон держал при себе, в горах. А в таком
вот экспедиционном отряде пороха нюхали разве что сержанты, да и то не
все. — Двенадцать человек у Скалы Висельников, охраняют цистерны,
которые привезли твои люди.
— Больше, чем нужно.
— Я рискнул приехать в этот вонючий городишко не для того, чтобы
обсуждать с тобой мои приказы, Джонас.
— Прошу меня извинить, сэй, — ответил Джонас. По голосу
чувствовалось, что это всего лишь слова. Он сел на пол рядом с Корал,
начал сворачивать самокрутку. Она оставила вязанье, чтобы погладить
его по волосам. Дипейп не мог понять, что находит в ней Джонас. Лично
он видел перед собой костлявую уродину с длинным носом и крошечными
сиськами.
— Теперь насчет этих молодых людей, — продолжил Латиго, ясно
показывая, что в них причина его появления в Хэмбри. — Благодетель
очень обеспокоился, узнав о посланцах Привходящего мира, объявившихся
в Меджисе.
А теперь ты говоришь, что они не те, за кого себя выдают.
Так кто же они?
Джонас сбросил с головы руку Корал, как настырное насекомое. Она,
нисколько не обидевшись, принялась вязать.
— Они — не молодые люди, а мальчишки, и если их приезд сюда — ка
(а насколько мне известно, Фарсон к ка относится более чем серьезно),
то это скорее наша ка, а не Альянсова.
— К сожалению, мы не можем порадовать Фарсона твоими
теологическими изысканиями, — ответил Латиго. — Мы привезли с собой
радиопередатчики, но они или сломаны, или не работают на таких
расстояниях. И никто не знает, в чем причина. Ненавижу я эти игрушки.
Боги смеются над ними. Так что самостоятельность у нас полная. Хорошо
это или плохо.
— Фарсон волнуется понапрасну.
— Добродетель не желает, чтобы эти три парня воспринимались как
угроза его планам. Полагаю, Уолтер сказал тебе то же самое.
— Ага. И я не забыл ни слова. Сэй Уолтер из тех, кто не
забывается.
— Да, — согласился Латиго. — Он — доверенное лицо Благодетеля. И
приехал сюда только потому, что с этими парнями надо обязательно
разобраться.
— Мы восприняли его слова как руководство к действию. Рой,
расскажи сэй Латиго о твоей позавчерашней встрече с шерифом.
Дипейп нервно откашлялся:
— Шериф… Эвери…
— Я его знаю. Жирный как свинья, каких режут на Полную Землю, —
кивнул Латиго. — Продолжай.
— Один из помощников Эвери отвез записку этим мальцам, когда они
пересчитывали лошадей на Спуске.
— Какую записку?
— Не появляться в городе на день Жатвы. Не появляться на Спуске в
день Жатвы. Держаться поближе к своему жилищу в день Жатвы, потому что
в дни своих праздников местные жители не жалуют приезжих, даже тех, к
кому в другое время отношение самое благожелательное.
— И как они это восприняли?
— Тут же согласились на все условия, — ответил Дипейп. — Для них
это обычное дело, они соглашаются со всем, о чем их просят. Они,
конечно, что-то подозревают, это точно… нет такого закона или
обычая, запрещающего приезжим принимать участие в празднествах, на
Жатву или другой день. Наоборот, участие приезжих только
приветствуется, и молокососы об этом знают. Идея…
— …в том, чтобы они поверили, что мы запланировали выступление
именно на день Жатвы, да, да. — нетерпеливо закончил за него Латиго. —
Я хочу знать другое, убеждены ли они в этом? Сможете вы взять их за
день до праздника? Будут они дожидаться, пока вы их возьмете?
Дипейп и Рейнолдс посмотрели на Джонаса. Джонас положил руку на
бедро Корал. Приплыли, подумал он. То, что он сейчас скажет, придется
выполнять. Если все пройдет, как он и пообещает.
Больших охотников за гробами похвалят и вознаградят.