2
И уже когда казалось, что моросящий дождь никогда не прекратится,
а ноющий вой червоточины сведет всех жителей Хэмбри с ума, сильный
ветер, чуть ли не ураган, подул с океана и унес облака прочь. И утром
город проснулся под ярко-синим небом и солнцем, окрасившим бухту
золотом, а в полдень залившим ее белым огнем. Сонливость горожан как
рукой сняло. По картофельным полям покатились телеги. В «Зеленом
сердце» армия женщин принялась украшать сцену, на которой Джейми
Макканну и Сюзан Дельгадо предстояло стать Юношей и Девушкой Жатвы.
На той части Спуска, что прилегала к дворцу мэра, Роланд, Катберт
и Ален принялись пересчитывать лошадей с тавром феода на боку. Чистое
небо и свежий ветер вдохнули в них энергию, и три или четыре дня они с
гиканьем, смехом, веселыми криками носились по Спуску, такие же
дружные, как и в день приезда в Меджис.
В один из этих солнечных дней Элдред Джонас вышел из кабинета
шерифа и по Холмовой улице направился к «Зеленому сердцу». Дипейп и
Рейнолдс рано утром поскакали к Скале Висельников в надежде встретить
там посланца Латиго. Джонас же собирался посидеть в павильоне с
кружкой пива в руке, наблюдая за приготовлением к празднику. А
готовились к нему основательно: рыли канавы, над которыми собирались
жарить мясо, укладывали вязанки хвороста для праздничного костра,
жарко спорили о том, где поставить мортиры для фейерверка. Но самое
приятное зрелище представляли собой женщины, занятые украшением сцены.
Может, думал Джонас, он даже пригласит какую-нибудь симпатичную
цветочницу провести с ним часок-другой. Проституток салуна он оставлял
Рою и Клею, его они не привлекали, но вот свеженькая семнадцатилетняя
цветочница — совсем другое дело.
Боль в ноге ушла вместе со слякотью. Теперь он лишь чуть
прихрамывал, не испытывая никаких неудобств. Возможно, он ограничится
одним или двумя стаканами пива, но мысль о семнадцатилетней молодке не
выходила из головы. Юной, с чистой кожей, высокой грудью. Сладким,
свежим дыханием. Сочными, сладкими губами…
— Мистер Джонас? Элдред?
Он повернулся, улыбаясь, к обладательнице голоса. Не свеженькой,
с капельками росы цветочнице с большущими глазами и влажными, чуть
приоткрытыми губками, но худосочной женщине в последнем приступе
молодости, с плоской грудью, плоским задом, тонкими бледными губами,
волосами, стянутыми на затылке в тугой узел. Образу его мечты
соответствовали только широко открытые глаза. Видать, я прострелил
даме сердце, с сарказмом подумал Джонас.
— О, Корделия! — Он взял ее руку в свои. — Какая ты сегодня
очаровательная!
Щечки Корделии покраснели, она захихикала, как девочка.
— О, Корделия! — Он взял ее руку в свои. — Какая ты сегодня
очаровательная!
Щечки Корделии покраснели, она захихикала, как девочка. В это
мгновение она выглядела на сорок пять, а не на шестьдесят. Но ей же не
шестьдесят, отметил про себя Джонас. Эти морщины у рта и тени под
глазами… появились недавно.
— Ты очень добр ко мне, но я знаю, что это не так. Я не сплю, а
когда женщина моего возраста не спит, она стареет на глазах.
— Прискорбно слышать, что ты плохо спишь, — посочувствовал
Джонас. — Но теперь погода переменилась и…
— Дело не в погоде. Могу я поговорить с тобой, Элдред? Я все
думала и думала, но ты единственный, к кому я могу обратиться за
советом.
Улыбка Джонаса стала шире. Он подхватил Корделию под локоток, тут
уж она зарделась как маков цвет. Джонас решил, что с таким приливом
крови к голове она сможет говорить часами. И каждое ее слово обещало
быть интересным.
3
Наиболее эффективным средством для развязывания языка женщинам
определенного возраста и темперамента является чай. Поэтому Джонас, не
колеблясь ни секунды, отставил свои планы выпить кружку пива (и,
возможно, поближе познакомиться с очаровательной цветочницей). Вместо
этого он усадил сэй Дельгадо в освещенной солнцем части павильона (не
так далеко от красного камня, хорошо знакомого Роланду и Сюзан) и
заказал большой чайник и пирожные. Ожидая выполнения заказа, они
наблюдали за приготовлениями к ярмарке Жатвы. В парке стучали топоры,
визжали пилы, то и дело раздавались взрывы хохота.
— Все ярмарки приятны, но именно ярмарка Жатвы вновь превращает
нас в детей, не так ли? — спросила Корделия.
— Да, конечно, — ответил Джонас, который и в детстве не ощущал
себя ребенком.
— А больше всего мне до сих пор нравится костер. — Она смотрела
на огромную поленницу, которую укладывали в дальнем конце парка.
Похожую на большой деревянный вигвам. — Мне нравится смотреть, как
горожане приносят соломенные пугала и бросают их в огонь. Варварское
зрелище, но от него у меня по коже бежит такая приятная дрожь.
— Да, — кивнул Джонас, гадая, а побежит ли у нее по телу та самая
дрожь, если она узнает, что на этот раз от трех чучел, брошенных в
костер в ночь Жатвы, будет идти запах паленого мяса, а орать они
будут, как гарпии. А если удача останется с ним, один из них будет
орать дольше других, тот, что со светло-синими глазами.
Принесли чай и пирожные, но Джонас лишь мельком взглянул на
высокую грудь прислуживающей им девушки. Сегодня его глаза видели
только очаровательную сэй Дельгадо, нервно потирающую ручонки, с
написанным на лице отчаянием.