Ребенка
в последний момент успел перехватить отец, но кто сможет перехватить
Мигуэля?
Она смотрела на него, когда какой-то ковбой промчался мимо нее на
громадном, с выпученными глазами жеребце, промчался так близко, что
стременем задел за бедро, а хвост коня коснулся ее предплечья. С губ
Сюзан сорвался смешок. Она волновалась из-за Мигуэля, а раздавить
могли ее. Обхохочешься!
Посмотрев на этот раз в обе стороны, она двинулась вперед, а
затем отпрыгнула назад, потому что из-за угла выкатился нагруженный
фургон. Да на такой большой скорости, что последнюю часть поворотной
дуги фургон проехал не на четырех, а на двух колесах. Что лежало в
фургоне, Сюзан не видела: мешал брезентовый полог. А вот Мигуэля,
двинувшегося навстречу фургону, прижимая метлу к груди, увидела. Сюзан
вновь подумала о ребенке, едва не угодившем под копыта, и пронзительно
закричала. Мигуэль в последний момент отшатнулся, и фургон просвистел
мимо, пересек двор и исчез за аркой.
Мигуэль выронил метлу, прижал руки к щекам, опустился на колени и
начал молиться громким, лающим голосом. Сюзан какое-то время смотрела
на него, губы ее безмолвно шевелились, а потом рванула к конюшне,
начисто забыв о том, что чуть раньше старалась держаться у стены
дворца. Она подцепила болезнь, которая к полудню охватила большую
часть населения Хэмбрй, и хотя ей удалось заседлать Пилона (в любой
другой день по крайней мере три грума оспорили бы право помочь
очаровательной сэй), способность мыслить покинула ее в тот самый
момент, когда ударом каблука она пустила Пилона в галоп.
И, проскакивая мимо Мигуэля — тот все еще молился, стоя на
коленях и воздев руки к небесам, — Сюзан не заметила его точно так же,
как не замечали другие всадники, проезжавшие мимо него.
2
Она мчалась по Равной улице, каблуками понуждая Пилона прибавлять
скорость, пока могучий жеребец уже не скакал — летел. Мысли, вопросы,
возможный план действий… для всего этого места в ее голове не
нашлось. Сквозь туман она видела толпящихся на улице людей, но не
мешала Пилону самому прокладывать путь между ними. Что с ней осталось,
так это его имя. Роланд, Роланд, Роланд! — криком отзывалось в ушах.
Храбрый ка-тет, созданный ими на кладбище, канул в небытие: три его
члена сидели за решеткой, и жить им оставалось недолго (если их уже не
убили), четвертый, остававшийся на свободе, совсем потерял голову,
обезумел от ужаса, как залетевшая в сарай птица.
Если бы паника удержала Сюзан в своих цепких лапах, многое могло
бы пойти по-другому. Она проскочила центр, и дальше ее путь лежал мимо
домика, который она делила со своим отцом и теткой. А вот эта дама
зорко следила за каждым всадником, появившимся на дороге.
И когда Сюзан приблизилась к дому, открылась дверь, и Корделия,
вся в черном, выскочила из дома и побежала к улице, то ли крича от
ужаса, то ли смеясь.
И когда Сюзан приблизилась к дому, открылась дверь, и Корделия,
вся в черном, выскочила из дома и побежала к улице, то ли крича от
ужаса, то ли смеясь. Возможно, крики чередовались безумным смехом. И
Сюзан сквозь плотный туман паники разглядела-таки тетку… но не
потому, что узнала ее.
— Риа! — закричала Сюзан и так резко натянула поводья, что Пилон,
поднявшись на дыбы, едва не опрокинулся назад. Если б это произошло,
он бы раздавил свою наездницу, но Пилан устоял на задних ногах,
вскинув к небу передние и громко заржав. Сюзан автоматически обняла
его за шею и удержалась в седле.
Корделия Дельгадо, в своем лучшем черном платье, в кружевной
мантилье, наброшенной на волосы, стояла перед лошадью, как в
собственной гостиной, не замечая копыт, бьющих по воздуху менее чем в
двух футах от ее носа. В одной затянутой в перчатку руке она держала
деревянный ящик.
Сюзан уже сообразила, что перед ней не Риа, но, пожалуй, не
стоило удивляться, что поначалу она спутала свою тетку со старой
ведьмой. Да, тетя Корд еще не напоминала ходячий скелет (хотя дело к
этому шло) и одевалась более пристойно (правда, на этот раз она
почему-то надела грязные перчатки: Сюзан вообще не могла понять, зачем
тете перчатки, а тем более такие грязные), но безумный взгляд роднил
ее с Риа.
— Доброго тебе дня, мисс Юная Красавица! — приветствовала ее тетя
Корд скрипучим, злобным голосом, от которого у Сюзан задрожало сердце.
Тетя Корд даже не поленилась присесть в реверансе, правда, юбку
подобрала только одной рукой — вторая удерживала деревянный ящик у
груди. — Куда это мы едем в столь прекрасный осенний день? Куда это
так спешим? Во всяком случае, не в объятия любовника, ибо один мертв,
а второй — в тюрьме!
Корделия снова рассмеялась, губы разошлись, обнажив большие белые
зубы. Почти что лошадиные зубы. Ее глаза блестели в солнечном свете.
Она помешалась, подумала Сюзан. Бедняжка. Бедная старушка.
— Ты заставила Диаборна приложить к этому руку? — спросила тетя
Корд. Она обошла Пилона и теперь стояла у стремени, подняв на Сюзан
остекленевшие глаза. — Твоя работа, не так ли? Да! Может, ты даже дала
ему нож, которым он воспользовался, после того как ты приложилась к
нему губами, желая ему удачи. Вы оба это затеяли… так чего не
сознаться? По крайней мере признать, что ты спала с этим парнем, а я
знаю, что это так, я видела, как он смотрел на тебя в тот день, когда
ты сидела у окна, и как ты смотрела на него!
— Если хочешь знать правду, я тебе все скажу. Мы любим друг
друга. И поженимся еще до Нового года.
Корделия вскинула руку в грязной перчатке к небу, словно
приветствуя богов. Закричала, захлебываясь от смеха:
— И она еще думает, что они поженятся! О-о-о-о! Вы бы,
несомненно, выпили кровь ваших жертв прямо на свадебном алтаре, не так
ли? О, какая же ты ужасная! Мне хочется плакать! — Но Корделия не
заплакала, а вновь расхохоталась, уставившись в бездонное синее небо.