Когда девушка отошла, Джонас разлил чай, вернул чайник на треногу
и накрыл руку Корделии своей.
— Я вижу, тебя что-то гнетет, Корделия, — проворковал он. —
Облегчи душу. Откройся своему другу Элдреду.
Губы ее сжались с такой силой, что практически исчезли, но даже
таким усилием ей не удалось унять их дрожь. Глаза налились слезами,
водохранилища переполнились, слезы потекли по щекам.
Джонас взял салфетку и, перегнувшись через стол, вытер их.
— Расскажи мне. — Голос его переполняла нежность.
— Расскажу. Я должна кому-нибудь рассказать или сойду с ума. Но
ты должен дать мне одно обещание, Элдред.
— Разумеется, милая. — Он увидел, как вновь вспыхнуло ее лицо, и
сжал ей руку. — Все, что угодно.
— Ты не должен говорить Харту. И этому пауку — канцлеру, но
главное — мэр ничего не должен знать. Если я права в моих подозрениях
и он об этом узнает, он может отправить ее на запад! — Она уже не
говорила, а стонала, словно речь шла не о подозрениях, а о
свершившемся. — Он может сослать на запад нас обеих!
Джонас, улыбаясь, сочувственно покивал.
— Ни слова мэру Торину, ни слова Кимбе Раймеру. Обещаю.
Какие-то мгновения он думал, что она не заговорит… не сможет.
Но потом ей удалось вымолвить, нет — выплюнуть единственное слово:
— Диаборн.
Он почувствовал, как его сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Улыбаться он продолжал, но не смог удержаться от того, чтобы не сжать
ее руку, заставив Корделию сморщиться от боли.
— Извини. Просто ты меня удивила. Диаборн… о нем отзываются
хорошо, но я не уверен, можно ли ему доверять.
— Я боюсь, что он был с моей Сюзан. — Теперь пришла ее очередь
сжимать руку, но Джонас этого пожатия и не почувствовал. Он все
улыбался, надеясь, что внешне его изумление никак не проявилось. — Я
боюсь, он был с ней… как мужчина с женщиной. О, как это все ужасно!
И она вновь заплакала, бросая по сторонам короткие взгляды, чтобы
убедиться, что за ними не наблюдают. Джонасу случалось видеть, как
точно так же оглядывались койоты и дикие собаки, урвав что-нибудь из
еды. Он дал ей выплакаться — ему хотелось, чтобы она успокоилась,
иначе связного рассказа у нее бы не получилось. Когда Джонас увидел,
что поток слез начал иссякать, он протянул Корделии чашку чаю:
— Выпей.
— Да. Благодарю.
Еще горячий чай она выпила чуть ли не залпом. Да у нее луженая
глотка, подумал Джонас. Корделия поставила чашку и, пока он вновь
наполнял ее. воспользовалась кружевным panuelo [платок (исп.).], чтобы
вытереть со щек слезы.
— Мне он не нравится, — продолжила Корделия. — Мне он не
нравится, я ему не доверяю, как и всем троим, приехавшим из
Привходящего мира, с их поклонами и наглыми глазами, но особенно
этому.
— Мне он не
нравится, я ему не доверяю, как и всем троим, приехавшим из
Привходящего мира, с их поклонами и наглыми глазами, но особенно
этому. Однако если между ними что-то произошло (а я опасаюсь, что так
оно и есть), аукнется это ей, не так ли? Именно женщина в конце концов
должна противостоять плотским желаниям.
Он наклонился вперед, глаза его излучали сочувствие:
— Расскажи мне все, Корделия.
Она рассказала.
4
В, хрустальном шаре Риа нравилось все, но особый восторг вызывало
у нее его умение показать всю человеческую мерзость. Никогда розовые
глубины не открывали ей одного ребенка, который успокаивал бы другого,
упавшего во время игры, или усталого мужа, который положил голову на
колени жены, или стариков, мирно ужинавших на исходе дня, все это не
представляло для магического кристалла никакого интереса, да и для Риа
тоже.
Вместо этого она видела отцов, трахающих дочерей, матерей,
избивающих детей, мужей, учащих жизни жен. Она видела банду малолеток
(Риа посмеялась бы, узнав, что эти восьмилетние сосунки называли себя
Большими охотниками за гробами), которые подманивали костью собак, а
потом ради забавы отрезали им хвосты. Она видела ограбления и по
меньшей мере одно убийство: бродяга заколол своего спутника вилами
после мелкой ссоры. Случилось это в первую ночь непогоды. Тело все еще
лежало в канаве у Великого Тракта к западу от Хэмбри, прикрытое
соломой и сорняками. Его могли найти еще в этом году, до сезона
дождей. Могли и не найти.
Она также видела Корделию Дельгадо и этого бандита, Джонаса,
сидящих на солнце за столиком в «Зеленом сердце» и беседующих о…
разумеется, она не могла знать о чем. Но она видела взгляд старой
девы. Втрескалась в Джонаса по уши, краснела при каждом слове. Небось
вся вспотела, возжелав этого не выдержавшего испытание стрелка.
Зрелище это вызывало смех, и Риа надеялась, что время от времени
кристалл позволит ей поглядывать на сладкую парочку.
Показав ей Корделию и Джонаса, хрустальный шар затуманился. Риа
убрала его в ящик с глазом-замком. Увидев Корделию, старуха вспомнила
о незаконченном деле, имеющем самое прямое отношение к блудливой
племяннице Корделии. Дело это она не довела до конца по более чем
прозаической причине: как только Риа решила, как ей поступить с юной
нахалкой, внутренняя буря поутихла и магический кристалл вновь открыл
ей свои глубины. Увиденное завораживало, и Риа начисто забыла о
существовании Сюзан Дельгадо. Теперь, однако, она вспомнила о своем
плане. Пустить кота в голубятню. А уж если речь зашла о котах…
— Масти! Кис-кис.