Она даже
не отшатнулась, когда горящий лист, подхваченный горячим потоком
воздуха, пролетел у самых ее волос. Она смотрела на огонь широко
раскрытыми пустыми глазами.
А когда пламя поднялось особенно высоко, шагнула к нему и бросила
в него пугало. Одежда вспыхнула сразу же, полыхнула яркими язычками,
искры взвились до небес.
— Пусть будет так! — вскричала Корделия. Красные отсветы
превратили ее слезы в кровь. — Гори огнем! Ага, гора!
Пугало горело, красные руки охватил огонь, лицо с белыми
стежками-глазами почернело. Со шляпы пламя перекинулось на голову.
Корделия стояла у костра, сжимая и разжимая кулаки, не замечая
искр, впивающихся в кожу, не обращая внимания на горящие листья,
летящие в сторону дома. Загорись дом, она бы и этого скорее всего не
заметила.
Она стояла, пока пугало, наряженное в одежду ее племянницы, не
превратилось в кучку пепла поверх золы, оставшейся от листьев.
Медленно, словно робот, она повернулась и прошествовала в дом, легла
на диван и проспала до утра как убитая.
13
В половине четвертого утра, в день, предшествующий празднику
Жатвы, Стенли Руис решил, что пора закрывать заведение. Музыка стихла
двадцать минут назад: Шеб на час переиграл музыкантов с нижнего рынка
и теперь спал, ткнувшись лицом в опилки. Сэй Торин давно поднялась
наверх, куда-то подевались и Большие охотники за гробами: Стенли
почему-то думал, что эту ночь они проводят в Доме-на-Набережной. Он
также думал, что в эту ночь будут твориться черные дела, хотя и не мог
сказать, откуда у него такие мысли. Он посмотрел на двухголовое
чучело.
— И знать не хочу, дружище. — поделился он с Сорви-Головой. — Что
мне сейчас нужно, так это девять часов сна. Завтра-то веселиться будут
от души и не разойдутся до рассвета. Поэтому…
Дикий вопль донесся со двора. Стенли даже подпрыгнул. А Шеб
приподнял голову, пробормотал:
— Шо такое? — и снова отключился. Стенли не испытывал никакого
желания выяснять, что стоит за этим диким криком, но ничего другого не
оставалось. Тем более что кричала, судя по всему, Красотуля.
— Давно пора выгнать тебя пинком под зад, — пробурчал Стенли и
наклонился. Под стойкой лежали две дубинки из железного дерева.
Усмиритель и Убивец. Усмиритель, с гладкой поверхностью, при
соприкосновении с головой буяна в нужном месте гарантировал тому два
часа забвения.
Стенли посоветовался с внутренним голосом и взял вторую дубинку.
Покороче Усмирителя, пошире в рабочем торце, утыканном гвоздями.
Через кладовую, уставленную бочонками с грэфом и виски, Стенли
прошел к двери, выводящей во двор.
Покороче Усмирителя, пошире в рабочем торце, утыканном гвоздями.
Через кладовую, уставленную бочонками с грэфом и виски, Стенли
прошел к двери, выводящей во двор. Глубоко вздохнув, отодвинул засов.
Он ожидал, что за дверью раздастся очередной вопль Красотули, но
снаружи доносились лишь завывания ветра.
Может, тебе повезло и ее убили, подумал Стенли. Открыл дверь и
шагнул вперед, одновременно поднимая дубинку.
Красотулю не убили. В одной грязной нижней юбке проститутка
стояла на тропинке, что вела к сортиру, обхватив руками грудь и задрав
голову к небу.
— В чем дело? — Стенли поспешил к ней. — Ты у меня десять лет
жизни отняла, так перепугала.
— Луна, Стенли! — прошептала Красотуля. — Посмотри на луну.
Он посмотрел, и от увиденного гулко забилось сердце, но он
постарался изгнать тревогу из голоса.
— Ну что ты, Красотуля, это же пыль, ничего больше. Будь
благоразумнее, дорогая, ты же видишь, какой сильный ветер дует в
последние дни, а дождей давно уже не было. Это пыль, только и всего.
Однако он сам не верил в свои слова.
— Я знаю, что это не пыль, — прошептала Красотуля.
Высоко в небе Демоническая Луна лыбилась и подмигивала им сквозь
колышащееся кровавое марево.
Глава седьмая
ВЕДЬМА И ШАР
1
Аккурат в то время, когда некая проститутка и некий бармен
смотрели на кровавую луну, Кимба Раймер проснулся от собственного
чиха.
Холодновато для Жатвы, подумал он. Поскольку эти два дня мне
придется провести вне дома, как бы…
Что-то защекотало кончик его носа, он вновь чихнул. Чих этот,
вырвавшийся из его узкой груди и рыбьего рта в темноту спальни, по
звуку чем-то напоминал выстрел из малокалиберного пистолета.
— Кто здесь? — крикнул Раймер. Ответа не последовало. А Раймер
внезапно решил, что его лица коснулось крыло птицы, которая каким-то
образом проникла в его спальню при свете дня, а теперь летает в
темноте. По коже у него побежали мурашки (как же он ненавидел всякую
живность — птиц, насекомых, летучих мышей). Он потянулся к газовой
лампе на прикроватном столике, задел ее рукой, чуть не скинул на пол,
но все-таки схватил.
А когда потянул к себе, его вновь пощекотали. На этот раз по
щеке. Раймер вскрикнул и откинулся на подушки, прижимая лампу к груди.
Раймер вскрикнул и откинулся на подушки, прижимая лампу к груди.
Повернул вентиль, услышал шипение газа, высек искру. Лампа вспыхнула,
и в круге света он увидел не птицу, а Клея Рейнолдса, сидящего на
краешке кровати. В одной руке Рейнолдс держал перышко, которым щекотал
канцлера Меджиса. Вторая пряталась под складками плаща на его коленях.
Рейнолдс невзлюбил Раймера с самой первой их встречи в лесах к
западу от каньона Молнии, тех самых лесах, где стоял лагерем отряд
Латиго. Ночь выдалась ветреной, и когда он и другие Охотники за
гробами вышли на небольшую полянку, где у костерка сидели Раймер,
Ленджилл и Кройдон, ветер подхватил и раздул полы плаща Рейнолдса.
«Сэй Манто», — прокомментировал происшедшее Раймер, и двое его
спутников рассмеялись. Безобидная шутка, да только Рейнолдсу она
таковой не показалась. Во многих землях, по которым он странствовал,
слово «манто» означало не только плащ. Так называли гомосексуалистов.
Рейнолдсу и в голову не пришло, что Раймер (в силу своей
провинциальности) не знаком со сленгом других феодов. Он видел, что
над ним смеются, и дал себе слово отомстить. Для Кимбы Раймера час
расплаты настал.
— Рейнолдс? Что ты тут делаешь? Как ты сюда по…
— Ты обознался, — оборвал его Рейнолдс. — Нет тут никакого
Рейнолдса. Перед тобой сеньор Манто, — Он вытащил руку из-под плщца.
Пальцы сжимали остро заточенный cuchillo [нож (исп.).]. Рейнолдс купил
его на нижнем рынке специально для этого дела. Он поднял нож и загнал
двенадцатидюймовое лезвие в грудь Раймера. Нож прошел насквозь, как
булавка сквозь насекомое. Клопа, мысленно уточнил Рейнолдс.
Лампа вывалилась из руки Раймера и скатилась с кровати. Ударилась
о подставку для ног, но не разбилась. Отбросила на дальнюю стену тень
Раймера. Тень второго мужчины нависла над ним, как голодный
стервятник.
Рейнолдс поднял руку с ножом. Повернул ее так, чтобы
вытатуированный между большим и указательным пальцами гроб завис перед
глазами Раймера. Он хотел, чтобы этот гроб стал последним, что увидел
Раймер, перед тем как сойти с тропы.
— Давай послушаем, как ты теперь посмеешься надо мной, —
улыбнулся Рейнолдс. — Чего молчишь? Начинай.