Однако жизнь бурлила и здесь. И этого шума, экспансивности,
пожалуй, недоставало Гилеаду, и не только на Танце Пасхи. Настроение,
которое он ощутил, едва переступив порог зала, относилось к неуловимым
флюидам души, отметил Роланд, их исчезновение сразу можно и не
заметить, потому что ускользали они тихо и безболезненно. Как уходит
кровь из вены в ванну, наполненную горячей водой.
Забранные деревом стены круглой комнаты (на зал помещение не
тянуло) украшали портреты (в большинстве своем плохие) бывших мэров.
На возвышении справа от дверей, что вели в обеденный зал, четыре
улыбающихся во весь рот гитариста в сомбреро играли нечто похожее на
быстрый вальс. Середину комнаты занимал стол, на котором стояли две
стеклянные чаши для пунша, одна большая, красивая, вторая — меньше и
проще. Разливал пунш еще один помощник Эвери, также весь в белом.
Хотя шериф днем раньше и утверждал обратное, некоторые мужчины
повязали талии разноцветными кушаками, но Роланд в белой шелковой
рубашке, черном узком галстуке и прямых черных брюках нисколько не
портил картины. На каждого мужчину с кушаком приходилось трое в
коротких пиджаках, а вот более молодые обходились только рубашкой и
брюками. Некоторые дамы носили украшения, но не столь роскошные, как
рубиновые серьги супруги мэра, две-три выглядели так, словно недоедали
уже много дней, но наряды разнообразием не отличались: длинные платья
с круглым воротником, выглядывающие из-под них разноцветные кружева
нижней юбки, темные туфли на низком каблуке, сеточки на волосах (в
большинстве сверкающие алмазной пылью, как у Корал Торин).
И тут он увидел женщину, которая разительно отличалась от
остальных. Сюзан Дельгадо, ослепительно красивую в небесно-голубом
шелковом платье с высокой талией и квадратным декольте, открывающем
верхние полукружия ее грудей. А в сравнении с ее сапфировым ожерельем
серьги Олив Торин казались стекляшками. Она стояла рядом с мужчиной,
повязавшим талию кушаком цвета углей в горящем костре.
Оранжево-красный цвет присутствовал в гербе феода, и Роланд
предположил, что этот мужчина и есть хозяин Дома-на-Набережной, но
мысли эти тут же вылетали у него из головы. Собственно, он уже и не
видел никого, кроме Сюзан Дельгадо: голубое платье, загорелая кожа,
треугольники румянца на щеках и волосы, золотым дождем падающие на
спину. Огонь желания поглотил его, заставив забыть обо всем. Кроме
нее, для Роланда более ничего не существовало.
Она повернулась и тут же заметила его. Ее глаза (серые)
раскрылись на самую малость. Он подумал, что румянец стал ярче, губы,
те самые губы, что на ночной дороге коснулись его губ, во что ему до
сих пор верилось с трудом, чуть разошлись. А потом мужчина, стоявший
рядом с Торином (тоже высокий, худощавый, усатый, с длинными седыми
волосами, падающими на плечи черного пиджака) что-то сказал, и она
посмотрела на него.
Он подумал, что румянец стал ярче, губы,
те самые губы, что на ночной дороге коснулись его губ, во что ему до
сих пор верилось с трудом, чуть разошлись. А потом мужчина, стоявший
рядом с Торином (тоже высокий, худощавый, усатый, с длинными седыми
волосами, падающими на плечи черного пиджака) что-то сказал, и она
посмотрела на него. Мгновение спустя все, стоявшие вокруг Торина,
смеялись, включая Сюзан. А вот седовласый не засмеялся, лишь сухо
улыбнулся.
Роланда (сердце его стучало, как паровой молот, но он надеялся,
что по лицу этого не видно) повели к этой самой группе,
расположившейся в непосредственной близости от чаш с пуншем. Он
почувствовал, как пальцы Раймера сжали ему руку повыше локтя. До него
долетали ароматы духов, запахи горящего в лампах масла, морской соли.
А в голове билась одна непонятно откуда взявшаяся мысль: {О, я умираю,
я умираю.}
{Возьми себя в руки, Роланд из Гилеада. Перестань валять дурака,
ради твоего отца. Возьми себя в руки!}
Он попытался… в какой-то степени ему это удалось… и он знал,
что все старания пойдут прахом, как только она вновь взглянет на него.
Все дело в ее глазах. В другую ночь, в темноте, он не мог видеть
ее глаз цвета плотного тумана. {Я не знал, как мне тогда повезло,}
обреченно подумал он.
— Мэр Торин? — подал голос Раймер. — Позволите представить вам
наших гостей из Внутренних феодов?
Торин отвернулся от седовласого мужчины и женщины, что стояла
слева от него, радостно улыбнулся. Ростом пониже канцлера, такой же
тощий, но с необычной фигурой: короткий торс с узкими плечами покоился
на невероятно длинных и худосочных ногах. Роланд подумал, что мэр
очень похож на птиц, которые на заре расхаживают по болоту, выискивая
лягушку на завтрак.
— Да, конечно, позволю! — воскликнул Торин. Голос сильный,
пронзительный. — Скорее представляй, мы с таким нетерпением ждали
этого момента! Наконец-то мы встретились, наконец-то! Добро
пожаловать, добро пожаловать! Пусть ваш вечер в этом доме, в котором я
временно поставлен хозяином, будет счастливым, а ваши дни на земле —
долгими!
Роланд пожал протянутую костлявую руку, почувствовал, как
хрустнули костяшки пальцев, обеспокоился, что мэр скорчит гримасу,
выражая неудовольствие. Но его тревоги оказались напрасными. И он
низко поклонился, выставив вперед ногу.
— Уильям Диаборн, мэр Торин, к вашим услугам. Благодарю вас за
теплый прием, и пусть ваши дни на земле будут долгими.
Вторым представился Артур Хит, третьим — Ричард Стокуорт. При
каждом глубоком поклоне улыбка мэра становилась шире. Сиял и Раймер,
но чувствовалось, что улыбаться он не привык. Седовласый мужчина взял
стакан с пуншем, передал его своей даме и продолжал улыбаться одними
губами.