Латиго успел ухватиться за рог передней луки и удержался в седле, но
лошадь на чем-то поскользнулась и повалилась на бок. Латиго выдернул
ноги из стремян, спрыгнул на землю, увернувшись от падающего
животного, тут он почувствовал, что вой, который он гнал от себя, стал
в десять раз сильнее, усилился до такой степени, что глаза
завибрировали в глазницах, а из головы вышибло ту единственную, самую
важную мысль
(каньон замкнутый, стены отвесные, каньон замкнутый, стены…).
С такими, как Джордж Латиго, червоточина справлялась без труда.
Мимо приземлившегося на четвереньки Латиго проскакивали всадники,
на которых напирали сзади другие всадники, парами протискивающиеся
через зазор в нарубленных ветках (потом, по мере того как зазор
расширялся, уже и тройками).
Перед Латиго мелькали черные хвосты и серые ноги лошадей, сапоги,
башмаки, джинсы всадников. Он попытался встать, и тут же лошадиное
копыто угодило ему в затылок. Шляпа смягчила удар, и Латиго не потерял
сознания, но тяжело рухнул на колени, наклонившись вперед, словно
собрался помолиться. Перед его глазами заплясали звезды, а по шее
потекла кровь из рваной раны на затылке, нанесенной копытом.
Теперь он слышал, как ржут другие лошади. И кричат люди. Вновь
поднялся, кашляя в поднятой лошадьми пыли (едкой пыли, которая резала
горло, как дым), и увидел Хендрикса, который пытался податься на юг
или восток, вырваться из-под напирающих всадников. Ему это не
удавалось. Самую дальнюю треть каньона занимало какое-то болото,
заполненное зеленоватой, клубящейся паром водой. Под верхним слоем
воды, похоже, затаилась трясина, в которой, судя по всему, и увязли
ноги лошади Хендрикса. Она громко заржала, пытаясь подняться на дыбы.
Но передние копыта словно приклеились к зеленоватой воде. Хендрикс
пинал и пинал лошадь, но та не могла сдвинуться с места, хоть и
пыталась. А голодный дребезжащий вой забивал уши Латиго и заполнял
весь каньон.
— Назад! Поворачивайте назад!
Он хотел выкрикнуть эти слова, но едва прохрипел их. И всадники
по-прежнему проносились мимо него, поднимая пыль, невероятно густую
пыль. Латиго набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть громче… они
должны повернуть назад, в каньоне Молнии затаилось что-то ужасное… и
выдохнул, не произнеся ни слова.
Ржущие лошади. Едкий дым.
И этот ужасное, сводящее с ума дребезжание. Лошадь Хендрикса
затягивало в болото, с выпученными глазами, оскаленными зубами,
падающими с губ хлопьями пены. Вот Хендрикс упал в вонючую воду, над
которой поднимался парок, да только не в воду. Болото выпростало
зеленые щупальца. Одно прошлось по щеке, обнажая белые кости, второе
вырвало глаза, остальные обхватили тело и потащили в глубину.
Одно прошлось по щеке, обнажая белые кости, второе
вырвало глаза, остальные обхватили тело и потащили в глубину. Но
прежде чем Хендрикс скрылся под зеленоватой поверхностью, Латиго
увидел, как из раззявленного рта густым потоком хлынула кровь.
И другие это увидели, попытались податься прочь от зеленой
западни. Но на тех, кому это удалось, надавила следующая людская
волна, некоторые из всадников продолжали подбадривать себя
воинственными криками. Новые люди и лошади посыпались в зеленоватое
марево, которое с жадностью заглатывало их. Латиго увидел солдата,
которому отдавал свой револьвер. Бедолага, который, подчиняясь приказу
Латиго, застрелил одного из своих товарищей, чтобы привести остальных
в чувство, вопя, спрыгнул с лошади и на четвереньках пополз прочь от
зеленой мерзости, которая уже ухватила его лошадь. Попытался подняться
на ноги, но оказался на пути двух всадников. Успел закрыть руками лицо
и тут же угодил под копыта.
Крики раненых и умирающих заполнили каньон, но до Латиго они
долетали из далекого далека. Слышал он лишь дребезжащий вой, в
котором, однако, начал различать слова. Голос приглашал его прыгнуть в
болото. Покончить со всем этим ужасом. Почему нет? Ведь все кончится,
не так ли? Будет поставлена точка.
Но вместо того чтобы подчиниться, он попятился от западни, и на
этот раз попытка удалась: напор всадников ослабевал. Те, кто
последними прорвался сквозь устье каньона, придержали лошадей. Но их
силуэты терялись в густом дыму.
Эти коварные мерзавцы подожгли нарубленные ветки. Боги небес,
боги земли, я думаю, мы в ловушке.
Он не мог отдавать команды — всякий раз когда Латиго набирал
полную грудь воздуха, он вылетал из нее сухим кашлем, — но сумел
схватить за руку проезжающего всадника, парнишку лет семнадцати, и
скинуть его с лошади. Паренек полетел головой вниз и размозжил голову
о камень. Латиго же запрыгнул в седло еще до того, как последняя дрожь
ушла из ног паренька.
Он развернул лошадь и направил ее к устью каньона, но через
двадцать ярдов его остановила густая завеса дыма. Ветер дул ему в
лицо, и сквозь дым Латиго с трудом разглядел оранжевое пламя горящих
веток.
И ему пришлось поворачивать к зеленому болоту. Новые всадники
возникали из дыма. Один врезался в лошадь Латиго, и того второй раз за
пять минут сбросило на землю. Он приземлился на колени, с трудом
поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся прочь от огня, надсадно кашляя,
с красными, слезящимися глазами.
За изломом каньона дышать было чуть легче. У самой червоточины
Латиго увидел месиво лошадей, многие переломали ноги, и ползающих,
вопящих людей. На зеленой поверхности плавали шляпы, сапоги, шейные
платки. Даже горн.
Иди сюда, зазывало зеленое чудище, и Латиго уже не находил в себе
сил сопротивляться этому мягкому, обволакивающему голосу.