9
Сорокалетняя Тереза Мария Долорес О’Шивен, пухленькая,
симпатичная, мать четверых детей, жена Питера, весельчака скотовода,
торговала на верхнем рынке коврами и гобеленами. Она выполнила не один
и не два серьезных заказа Дома-на-Набережной, так что ее семья ни в
чем не нуждалась и ни в чем себе не отказывала. Хотя ее муж и работал
на ранчо, семью О’Шивен в любые времена и в любой стране отнесли бы к
среднему классу. Двое ее старших детей выросли и уехали из дома, один
даже покинул феод. Третий сын на Новый год намеревался жениться на
своей любимой, и только младшая дочь подозревала, что с матерью не все
в порядке. Но даже она представить себе не могла, сколь близка Тереза
к той черте, за которой начинается безумие.
Накануне праздника Жатвы занятий в школе не было, игровые
павильоны работали только несколько часов в день, поэтому Тереза
послала свою младшую к соседке отнести ей пирог, как предположила Риа,
поскольку слов она слышать не могла. Зато видела, как Тереза надевала
на дочь вязаную шапку и что-то долго ей объясняла. Риа решила, что
соседка эта живет достаточно далеко: Терезе Марии Долорес О’Шивен
требовалось время. Дом был большой, углов в нем хватало.
Риа хохотнула, но хохот быстро перешел в надсадный кашель. В углу
Масти вскинул голову, уставился на хозяйку. В отличие от нее он не
превратился в иссохший скелет, но выглядел неважно.
Девочку с пирогом под мышкой выставили за порог. Она успела
бросить на мать один полный тревоги взгляд, прежде чем дверь
захлопнулась перед ее носом.
— Давай! — прокрякала Риа. — Углы ждут! На колени, женщина, и за
дело!
Сначала Тереза подошла к окну.
А убедившись, что дочь вышла за
калитку и зашагала по Главной улице, вернулась на кухню. Подошла к
столу, постояла, уставившись в никуда.
— Не тяни же, приступай! — воскликнула Риа. Она более не видела
своей грязной хижины, не ощущала вони, которую источало ее тело. Она
растворилась в Колдовской радуге. Находилась рядом с Терезой О’Шивен,
дом которой чистотой углов не знал равных во всем Меджисе. А может, и
во всем Срединноц мире.
— Поторопись, женщина! — Риа уже кричала. — Принимайся за работу!
Словно услышав ее. Тереза расстегнула пуговицы домашнего халата,
сняла его, аккуратно положила на стул. Задрала подол чистой рубашки,
прошла в угол, опустилась на четвереньки.
— Давай же, хорошая моя! — кричала Риа, захлебываясь смехом и
кашлем. — Покажи, на что ты способна!
Тереза О’Шивен вытянула шею, насколько возможно, раскрыла рот,
высунула язык и начала вылизывать угол. Она вылизывала его точно так
же, как Масти лакал молоко. Риа наблюдала за этим, хлопая себя по
колену, то и дело радостно вскрикивая, она раскачивалась из стороны в
сторону, и ее лицо все багровело и багровело. Да, Тереза ходила у нее
в фаворитках! Безусловно! Теперь не один час она будет ползать на
руках и коленях, задом кверху, вылизывая угол за углом, молясь
неведомому богу, даже не Человеку Иисусу, о прощении, богу, который
наложил на нее такую епитимью за известное только ей и ему
прегрешение. Иногда в язык Терезе впивалась заноза, и тогда она
поднималась, чтобы сплюнуть кровь в раковину. Пока какое-то шестое
чувство не предупреждало ее, и она успевала подняться и одеться до
того, как в дом заходил кто-то из членов семьи, но Риа знала, что рано
или поздно чувство это не сработает и Терезу застанут врасплох. Может,
даже сегодня. Девочка могла вернуться раньше, чтобы попросить монетку
на развлечения, и увидеть, как мать, стоя на коленях, вылизывает углы.
Да, это будет зрелище! Как Риа хотелось его увидеть! Как она…
Внезапно Тереза пропала. Вместе с комнатой, в которой вылизывала
очередной угол. Пропало все, скрылось за розовой пеленой. Впервые за
несколько недель магический кристалл огорчил ее. Риа подняла его,
тряхнула.
— Что с тобой случилось, дорогой? Что тебе не понравилось?
Вес у хрустального шара был немалый, а Риа заметно ослабла.
Пальцы ее разжались, шар выскользнул, и Риа едва успела прижать его к
тощей груди. По ее телу пробежала дрожь.
— Нет, нет, красавчик, — заворковала она, положив магический
кристалл на стол. — Как сможешь, так и покажешь все то, что мне
хочется увидеть. Да, Риа немного рассердилась, но теперь все
нормально, она не собирается ни трясти тебя, ни тем более разбить. У
нее и в мыслях…
Она замолчала, прислушалась, склонив голову. Топот копыт.
Топот копыт. Три
лошади приближались к ее хижине. Не лошади, конечно же, всадники.
Подкрались, пока она смотрела на Терезу. Мальчишки? Это треклятые
мальчишки? Риа вновь прижала хрустальный шар к груди, глаза ее широко
раскрылись, губы затряслись. Риа так исхудала, что розовое сияние
просвечивало сквозь ее руки.
— Риа! Риа с Кооса!
Нет, не мальчишки.
— Выйди сюда и принеси то, что тебе дадено!
Хуже.
— Фарсон требует вернуть его собственность! Мы пришли за ней!
Нет, не мальчишки, а Большие охотники за гробами.
— Никогда, старый, грязный, седоволосый козел, — прошептала Риа.
— Никогда ты его не возьмешь. — Ее взгляд заметался по сторонам. Она
напоминала койота, загнанного в угол.
Потом Риа посмотрела на шар, и протяжный вопль исторгся из ее
груди. Пропало даже розовое сияние. Шар стал черным, как глазница
черепа.