На мгновение оно превратилось в лицо
молодой девушки, однако наполненное той же жестокостью, что и теперь.
Она видела волевое лицо ребенка, твердо решившего овладеть таинствами
зла и употребить их во зло. Возможно, так выглядела в молодости эта
старая карга. А исходил свет от стеклянного шара.
Старуха неотрывно, как завороженная, смотрела на шар. Ее губы
шевелились, словно она что-то говорила шару, а может, напевала.
Маленький мешочек, который Сюзан принесла из города — старуха все еще
держала тесемки зубами, — мотался взад-вперед. Потом, как показалось
Сюзан, невероятным усилием воли старуха заставила себя закрыть ящик,
отсечь розовый свет. Сюзан, к своему удивлению, разом почувствовала
облегчение. Светящийся шар ей определенно не нравился.
Одну руку старуха положила на серебряный замок. Из-под пальцев
вырвалось алое свечение. Мешочек все свисал у нее изо рта. Затем она
поставила ящик на кровать, вновь опустилась на колени, начала водить
руками над земляным полом у изножия кровати. Хотя она касалась пола
только ладонями, на нем появились линии, словно она держала в руке
что-то острое. Линии углублялись, на полу образовался люк.
{Дрова. Сюзан! Неси дрова, прежде чем она смекнет, что ты слишком
уж долго отсутствуешь! Ради своего отца!}
Девушка задрала подол платья чуть ли не до талии, не хотела,
чтобы старуха увидела траву и листья на ее одежде при возвращении в
дом, не хотела отвечать на вопросы, которые могли вызвать такие улики,
и, согнувшись в три погибели, прокралась под окном, сверкая в лунном
свете белыми панталонами. А миновав окно, выпрямилась и поспешила мимо
крыльца к другой стороне дома. Нашла поленницу под пахнущим гнилью
навесом. Выбрала с полдюжины увесистых поленьев и с ними вернулась к
крыльцу.
Когда Сюзан вошла, бочком, иначе поленья не пролезли бы в дверь,
старуха уже сидела в большой комнате, уставившись на очаг, в котором
едва тлели угли. Мешочек с тесемками она уже куда-то заховала.
— Долго ты копалась, мисси. — Риа все смотрела в камин, не
обращая на нее внимания… но одна нога, под грязным подолом платья,
притопывала по земляному полу, а брови сердито сошлись у переносицы.
Сюзан пересекла комнату, заглядывая через охапку дров. Поэтому
вовремя заметила кота, попытавшегося вновь броситься ей под ноги.
— Я увидела паука, — ответила девушка. — Пришлось прогонять его.
Терпеть их не могу.
— Скоро ты увидишь кое-что и похуже паука, — усмехнулась Риа
одном уголком рта. — То, что вылезет из-под ночной рубашки старины
Торина, твердое, как палка, и красное, как корень ревеня! Ха! Постой,
девушка! О Боги, этих дров хватит для ярмарочного костра.
Риа взяла два полешка из принесенных Сюзан, бросила их на угли.
Искры взлетели к черному зеву трубы. Ты {же разбросала остатки углей,
глупая старуха,} подумала Сюзан. Теперь придется разжигать очаг
заново. Но Риа простерла над поленьями руку, пробормотала какое-то
слово, и поленья вспыхнули, словно облитые нефтью.
— Остальное положи туда. — Старуха указала на ящик для дров. — И
осторожнее, мисси, ничего не раскидывай.
{Действительно, а то нарушу здешнюю стерильную чистоту,} подумала
Сюзан. И прикусила себе щеку, чтобы стереть улыбку, в которую уже
начали растягиваться губы.
Риа, однако, прочитала ее мысли. Когда Сюзан выпрямилась, старуха
сурово смотрела на нее:
— Хорошо, мисси, теперь давай перейдем к нашему делу. Ты знаешь,
зачем ты здесь?
— Я здесь по желанию моего господина мэра Торина, — повторила
Сюзан, зная, что это не истинный ответ. Теперь она напугалась,
напугалась больше, чем в те мгновения, когда подглядывала через окно
за старухой, склонившейся над стеклянным шаром. — Его жена так и
оставалась бесплодной, пока у нее не прекратились месячные. Он хочет
зачать сына до того, как сам потеряет…
— Послушай, давай обойдемся без красивых слов. Ему нужны сиськи и
зад, которые не расползутся под его руками, и шахта, которая обожмет
то, что он в нее затолкнет. Если ему есть что заталкивать. Если из
этого дела получится сын, отлично, он оставит его тебе, чтобы ты
заботилась о нем и воспитывала, пока мальчик не пойдет в школу, а
потом ты его больше не увидишь. Если дочь, он скорее всего возьмет ее
и отдаст своему новому прислужнику, хромому с женскими волосами, чтобы
тот утопил ее в ближайшем пруду.
Сюзан вытаращилась на ведьму, потрясенная до глубины души.
А та, заметив взгляд девушки, рассмеялась.
— Не нравится правда, не так ли? Она мало кому нравится, мисси.
Но будет именно так, а не иначе. Твоя тетушка — баба ушлая, и уж
она-то попользуется Торином и сокровищницей Торина на полную катушку.
Какая часть этого золота достанется {тебе} — не мое дело… но ты не
увидишь его вовсе, если будешь хлопать ушами! Так-то! Снимай платье!
{Не сниму,} едва не выкрикнула Сюзан, но что потом? Ее вышвырнут
из этой хижины (хорошо, если вышвырнут такой же, как вошла в нее, а не
ящерицей или жабой) и погонят на запад, даже без тех двух золотых
монет, которые она принесла старухе. И это только меньшее из двух зол.
А большее состояло в том, что она дала слово. Поначалу упиралась, но
когда тетя Корд упомянула имя ее отца, сдалась. Как всегда.
Действительно, выбора у нее не было. А когда нет выбора, промедление —
ошибка.
Она стряхнула с фартука кусочки коры, развязала его и сняла.
Сложила, оставила на маленькой грязной кушетке у очага, затем
расстегнула платье до талии. Повела плечами, и платье упало к ее
ногам. Она сложила и его, положила поверх фартука, стараясь не
замечать жадного взгляда, которым Риа с Кооса оглядывала ее при свете
очага. Подошел кот, уселся у ног Риа. Снаружи завывал ветер. Очаг
давал достаточно тепла, но Сюзан дрожала от холода, словно раздевалась
на самом ветру.