— Точно? Вы в этом уверены?
— Да.
— Вы смотрели на часы, когда он пришел?
— Нет. Но в это время я была в кухне, искала там хлебный мякиш для
рисования; если бы он пришел раньше или позже, я бы услышала, как хлопнула
дверь, и увидела бы его.
— Да, это верно. — Мгновение он размышлял. Стоит ли дольше ее
беспокоить? Он ошибся, она ничего не знает. — А теперь, — продолжал он,
опять становясь врачом, — нужно укрыться потеплее, закрыть глаза и уснуть. —
Он натянул одеяло на худую голую руку и улыбнулся: — Спите спокойно, вы
проснетесь совсем здоровой, и ваш брат уже будет дома!
Она посмотрела на него. То, что он прочел в ее взгляде, запомнилось ему
на всю жизнь; это было такое полнейшее равнодушие ко всякому ободрению,
такая напряженная внутренняя жизнь, такое одиночество и тоска, что он был
потрясен и невольно опустил глаза.
— Вы правы, сударыня, — сказал он, когда они вернулись в гостиную. —
Этот ребенок — сама невинность. Ей очень тяжело, но она ничего не знает.
— Она сама невинность, — задумчиво повторила г-жа де Фонтанен, — но она
знает.
— Знает?
— Знает.
— Как! Напротив, ее ответы…
— Да, ее ответы… — медленно проговорила она. — Но я была возле нее…
я ощутила… Не знаю, как объяснить… — Она села, но тут же опять
поднялась. Лицо у нее было расстроенное. — Она знает, знает, теперь я в этом
уверена! — воскликнула она вдруг. — И я чувствую, что она скорее умрет, чем
выдаст свой секрет.
После ухода Антуана и прежде, чем, по его совету, пойти поговорить с
г-ном Кийяром, инспектором лицея, г-жа де Фонтанен поддалась любопытству и
раскрыла справочник «Весь Париж»:
Тибо (Оскар-Мари). — Кавал. Поч. лег. — Бывший депутат от департ. Эр —
Вице-президент Нравственной лиги по охране младенчества. — Основатель и
директор Благотворительного общества социальной профилактики. — Казначей
Союза католических благотворительных обществ Парижской епархии. —
Университетская ул., 4-бис (VII округ).
III
Два часа спустя, после посещения кабинета инспектора, от которого она
выбежала не попрощавшись и с пылающим лицом, г-жа де Фонтанен, не зная, у
кого просить помощи, подумала было обратиться к г-ну Тибо, но внутренний
голос шепнул ей, что лучше этого не делать. Однако, как бывало с нею не раз,
пробуждаемая решимостью и любовью к риску, которую она принимала за
мужество, она этим голосом пренебрегла.
В доме Тибо происходил настоящий семейный совет. Аббат Бино примчался
на Университетскую улицу с самого утра, вслед за ним, предупрежденный по
телефону, явился аббат Векар, личный секретарь архиепископа Парижского,
духовник г-на Тибо и близкий друг семьи.
Господин Тибо за своим письменным столом держался как председатель
суда. Он скверно спал, и его лицо было еще бледнее обычною. Слева от него
устроился г-н Шаль, его секретарь, седой карлик в очках. Антуан с задумчивым
видом стоял, прислонившись к книжному шкафу. Хотя в доме был час уборки,
позвали даже Мадемуазель; в черной мериносовой накидке, внимательная и
молчаливая, она сидела, склонясь к подлокотнику кресла; седые пряди были
словно приклеены к желтому лбу, глаза пугливой лани перебегали с одного
священника на другого. Аббатов усадили в кресла с высокими спинками, по обе
стороны камина.
Изложив результаты расследования, проведенного Антуаном, г-н Тибо стал
жаловаться на трудность своего положения. Он наслаждался, чувствуя одобрение
окружающих, и слова, которыми живописал он свою тревогу, трогали его самого.
Однако присутствие духовника побуждало его спросить свою совесть: выполнил
ли он отцовский долг по отношению к несчастному ребенку? Он не знал, что
ответить. Его мысль метнулась в сторону: не будь этого маленького гугенота —
ничего бы не произошло!
— Негодяев вроде этого Фонтанена, — проворчал он, поднимаясь из-за
стола, — следовало бы держать в особых заведениях. Разве допустимо, чтобы
наши дети подвергались подобной заразе? — Заложив руки за спину и закрыв
глаза, он ходил взад и вперед вдоль стола. Хоть он и не упомянул о
несостоявшейся поездке на конгресс, но мысль о ней по-прежнему подогревала в
нем злобу. — Вот уже больше двадцати лет, как я посвятил себя изучению
детской преступности! Двадцать лет я борюсь с нею в лигах предупреждения
преступности, пишу брошюры, выступаю на всех конгрессах! Больше того! —
воскликнул он, поворачиваясь в сторону аббатов. — Разве я не основал в Круи,
в своей исправительной колонии, специального корпуса, где порочные дети,
если они принадлежат к другому общественному классу, нежели обычные наши
питомцы, находятся под особо строгим надзором? Так вот, вы не поверите мне,
если я вам скажу, что этот корпус постоянно пуст! Разве это мое дело —
обязывать родителей посылать туда своих сыновей? Я сделал все, что было в
моих силах, чтобы заинтересовать министерство народного просвещения нашей
инициативой! Но, — закончил он, пожимая плечами и снова падая в кресло, —
разве эти господа из безбожной школы заботятся о социальной гигиене?
В это мгновение горничная подала ему визитную карточку.
— Она здесь? — вскричал он, поворачиваясь к сыну. — Что ей нужно? —
спросил он у горничной и, не дожидаясь ответа, сказал: — Антуан, выйди к
ней.
— Тебе нельзя ее не принять, — сказал Антуан, бросив взгляд на
карточку.
Господин Тибо готов был вспылить. Но тотчас овладел собой и обратился к
священникам:
— Госпожа де Фонтанен! Что поделаешь, господа! Мы должны оказывать
уважение женщине, кем бы она ни была.