..
Крикри. Да, как он с ней познакомился? Ах да, у Ноэми — она вывезла
девочку из Бретани. Ну, а потом? Он смутно припомнил гостиницу где-то на
окраине города, куда он поселил ее недели на две. А почему он ее бросил?..
Он ясно вспомнил их встречу года два спустя, во время отъезда Ноэми, и ясно
представил себе мансарду, где она жила, — служила где-то горничной,
вспомнил, как он поднимался к ней под вечер, затем меблированные комнаты на
улице Ришелье, куда он водворил ее, — страсть его продолжалась месяца
два-три, пожалуй, даже больше?
Он перечитал записку, проверил дату. Знакомый пыл обуял его, затуманил
глаза. Он встал, выпил стакан воды, опустил письмо в карман и, держа в руках
извещение из банка, отправился к жене.
Часом позже он сел в поезд и поехал в Париж.
В десять часов утра он вышел из вокзала Сен-Лазар, окунулся в ласковые
лучи сентябрьского солнца, испытывая какое-то радостное головокружение. Он
направился к банку, потоптался у окошечка, потом расписался в получении
денег и, положив банкноты в бумажник, вскочил в ждавшее такси с таким
чувством, будто на этот раз он навсегда выбрался из мрака, в котором
пребывал последние недели, воскрес к жизни.
Колеся по Парижу от консьержа к консьержу, он, даже не успев
позавтракать, предпринял ряд сложных и вначале бесплодных попыток, которые
около двух часов пополудни привели его к некой Барбен, именовавшейся также
мадам Жюжю. Дома он ее не застал. Но горничная, молоденькая и болтливая,
заявила, что она хорошо знает мадемуазель Ле Га, а иначе говоря —
мадемуазель Ринетту.
— Но только в гостинице, где она снимает комнату, мадемуазель бывает не
иначе как по средам, в свободный день, — пояснила она.
Жером покраснел, но зато все для него сразу прояснилось.
— Ясно, мне это известно, — произнес он с усмешкой человека
осведомленного. — Вот поэтому-то мне и нужен ее второй адрес.
Они посмотрели друг на друга, как два товарища. «А ведь она недурна», —
мелькнуло в голове у Жерома. Но тут же он решил думать только о Крикри.
— Это на Стокгольмской улице, — улыбаясь, сказала девушка.
Жером отправился туда. Выйдя из такси, он быстро нашел нужный ему дом.
И какая-то неотвязная мягкая грусть, — он еще не признался себе в ней, но
ему уже приходилось с нею бороться, — вытеснила все другие чувства,
волновавшие его с самого утра.
Когда он вошел и яркий дневной свет сменился искусственным сумраком,
стало еще тоскливее. Его проведи в «японскую» комнату, в которой от Японии
был только дешевый веер, приколотый на стене над изголовьем кровати; он
стоял, держа шляпу в руке, в какой-то развязной позе и со всех сторон видел
свое отражение в безжалостных зеркалах; тогда он присел на краешек дивана.
Наконец дверь с шумом распахнулась, появилась девушка в сиренево-розовой
тунике и сразу остановилась как вкопанная.
— Ой… — воскликнула она.
И он подумал, что девушка ошиблась комнатой. Но она невнятно
выговорила, отступая к двери, которую машинально захлопнула, войдя в
комнату:
— Это вы?
Он все еще не узнавал ее.
— Ты ли это, Крикри?
Не сводя глаз с Жерома, словно ожидая, что он вот-вот выхватит из
кармана оружие, Ринетта протянула руку к кровати, сорвала покрывало и
завернулась в него.
— В чем дело. Кто вас послал ко мне? — спросила она.
Напрасно он искал на красивом, немного одутловатом лице этой
накрашенной, коротко остриженной девушки детские черты Крикри; даже свежий
крестьянский голос стал уже совсем иным.
— Что вам от меня надо? — повторила она.
— Захотелось повидаться с тобой, Крикри.
Он говорил мягко. Она неправильно поняла его и с минуту колебалась;
потом отвела от него взгляд и, очевидно, примирилась с обстоятельствами.
— Дело ваше, — ответила она.
И, не снимая покрывала, в которое завернулась, но слегка приоткрыв
грудь и руки, она подошла к дивану и села.
— Кто послал вас? — снова спросила она, опустив голову.
Он не понял вопроса. Стоя перед ней в замешательстве, он объяснил, что
после долгого пребывания за границей вернулся во Францию и вот нашел ее
письмо.
— Мое письмо? — переспросила она, подняв ресницы.
Он узнал блеск ее серо-зеленых глаз, по-прежнему таких ясных. Протянул
ей конверт, она взяла его, как-то оторопев, и стала рассматривать.
— Правильно! — проговорила она, бросив на Жерома недобрый взгляд.
Подержав письмо в руке, она покачала головой и продолжала: — Ловко! Даже не
ответили мне.
— Да ведь я только сегодня утром распечатал твое письмо, Крикри!
— Все равно, могли бы мне ответить, — стояла она на своем, упрямо тряся
головой.
Он терпеливо повторил.
— Да нет же, я ведь сразу к тебе приехал. — И не дожидаясь ответа,
спросил: — Скажи, а что с ребенком?
Она сжала губы, проглотила слюну, хотела что-то сказать, но промолчала,
и глаза ее наполнились слезами.
— Умер он, — наконец произнесла она. — Родился раньше времени.
У Жерома вырвался вздох, очень похожий на вздох облегчения. Слов он не
находил и стоял под неумолимым взглядом Ринетты, пристыженный, уязвленный.
— И подумать, что это вы во всем виноваты, — заметила она, и голос ее
был не таким жестким, как взгляд, — ведь вы хорошо знали, что шлюхой я не
была. Два раза поверила всем вашим посулам. Два раза все бросала ради вас…
Как же я ревела, когда вы ушли во второй раз!
Она все смотрела на него снизу вверх, подняв плечи, чуть перекосив
губы; глаза ее блестели сквозь слезы и, казалось, стали еще зеленее.