В Перро-Гиреке не бывали? У старушки, значит,
одна я наследница. Добра-то у нее никакого нет, зато есть дом. А живет она
на ренту в тысячу франков в год. Она долго была в служанках у одних дворян.
К тому же сдает напрокат стулья в церкви, а это тоже доход… И вот, —
продолжала Ринетта, и лицо ее просветлело, — на тридцать тысяч капитальца,
как говорит мадам Жюжю, я могу иметь такую же ренту или около того. Да
постараюсь вдобавок и подработать. Будем с ней жить вдвоем. Мы и прежде
ладили. А ведь там, — заключила она с глубоким вздохом, пошевеливая ногой и
глядя на носок своей атласной туфельки, — там ведь никто обо мне ничего даже
и не слышал. Со всем покончу, все и забудется…
Жером встал. Замысел его ширился, захватывал его. Он прошелся взад и
вперед по комнате. Проявить великодушие… Искупить…
Он остановился перед Ринеттой:
— Как видно, вы очень любите свою Бретань?
Ее до того удивило обращение на «вы», что она даже не сразу ответила.
— Еще бы! — вымолвила она наконец.
— Ну, раз так, вы туда возвратитесь… Да… Слушайте же.
Он снова начал шагать по комнате. Им овладело нетерпение балованного
ребенка… «Если не сделать этого сейчас же, — подумал он, — то я ни за что
не ручаюсь…»
— Так выслушайте же меня, — повторил он прерывистым голосом. — Вы туда
возвращаетесь. — Глядя ей прямо в глаза, он изрек: — Сегодня же вечером!
Она рассмеялась:
— Я-то?
— Да, вы.
— Сегодня вечером?
— Да.
— В Перро?
— В Перро.
Она больше не смеялась, смотрела на него исподлобья с недобрым
выражением. Зачем он сейчас-то над ней насмехается, зачем же он над всем
этим шутит?
— Если б вы, как ваша тетка, имели тысячу франков в год… — начал
Жером. Он улыбнулся. Улыбка не была злой.
«С чего это он заговорил о тысяче франков?» Она не спеша все
подсчитала, разделила на двенадцать.
Он продолжал уже без улыбки.
— Как фамилия нотариуса в ваших краях?
— Нотариуса? Какого? Господина Беника?
Жером приосанился:
— Так вот, Крикри, даю тебе честное слово, что ежегодно первого
сентября господин Беник будет вручать тебе тысячу франков — от меня. А за
этот год вот, получай, — добавил он, открывая бумажник. — Здесь тысяча
франков с гаком для вашего устройства в тамошних краях. Берите.
Она сидела, расширив глаза, кусая губы, не говоря ни слова. Деньги были
тут, перед ней, — только руку протяни… В ней еще сохранился такой запас
наивности, что она была лишь озабочена, но недоверия не испытывала. Вот она
наконец взяла банкноты, которые настойчиво протягивал Жером, сложила их в
тугой сверточек, запрятала в чулок и взглянула на Жерома, не зная, что
сказать.
Ей даже и в голову не пришло поцеловать его. Она совсем забыла, кто
она и чем они были друг для друга: снова он стал для нее «господином
Жеромом», другом г-жи Пти-Дютрей, и она снова робела перед ним, как и в
первые дни знакомства.
— Ставлю одно условие: отправитесь вы сегодня же вечером, —
присовокупил он.
Она пришла в смятение:
— Вечером? Сегодня? Ну нет, сударь. Это невозможно.
Он скорее бы отказался от своего доброго поступка, но исполнение его не
отложил бы ни на день.
— Да, нынче же вечером, малышка, и при мне.
Она сразу поняла, что он не уступит, и вдруг рассердилась. Вечером? Вот
бессмыслица! Главное — это самый разгар работы. А все ее вещи в гостинице? А
подруга, которая пополам с ней снимает комнату? А мадам Жюжю? Да и белье у
прачки. Главное, отсюда ее не выпустят так просто… Она металась, словно
птица, попавшая в сети.
— Я схожу за мадам Розой, — выкрикнула она со слезами на глазах,
выложив все доводы. — Сами увидите, это просто невозможно. Главное, я не
желаю.
— Ступай, ступай скорее.
Жером приготовился к бурному отпору и собирался заговорить в повышенном
тоне. Его очень удивила благосклонная улыбка мадам Розы.
— Ну конечно, — сказала она в ответ, тотчас заподозрив полицейскую
ловушку, — все наши дамы совершенно свободны, мы их никогда не задерживаем.
Она обернулась к Ринетте и, похлопывая пухлыми ладонями, сказала тоном,
не терпящим возражения: — Деточка, идите скорее одеваться, вы же видите,
господин ждет.
Ошеломленная Ринетта ломала руки и смотрела то на Жерома, то на
хозяйку. Крупные слезы размывали краску на ее лице — множество
противоречивых мыслей перепутались в ее мозгу. Она была беспомощна,
разъярена, растерянна. Она ненавидела Жерома. Она боялась уйти из комнаты,
пока не даст ему понять, чтобы он ни словом не обмолвился о двух банкнотах,
которые она спрятала в чулок. Мадам Роза до того рассвирепела, что схватила
Ринетту за руку, подтолкнула ее к двери.
«Извольте повиноваться, мадемуазель». («И чтобы ноги твоей здесь не
было, полицейская сучка!» — процедила она сквозь зубы.)
Через полчаса такси домчало Жерома и Ринетту в меблированные комнаты,
где она жила.
Ринетта больше не плакала. Она уже стала свыкаться с мыслью о своем
нежданном-негаданном отъезде, да и ничего другого ей не оставалось делать. И
все же время от времени повторяла, словно припев: «Через три года — дело
другое. А вот сейчас… Ну нет…» Жером молча похлопывал ее по руке. Он
твердил еле слышно:
— Сегодня вечером, именно сегодня вечером.
Он чувствовал, что в силах преодолеть любое сопротивление, но отлично
знал, что силам его скоро наступит предел; нельзя было терять времени.