Такой у него был конек с детства.
Поэтому-то я и не решилась что-нибудь ему сказать, и из-за моего
попустительства он женился. Ах, как я корю себя за это, — добавила она с
глубокой скорбью. — Быть может, если б я тогда сказала… — И, глядя на
Антуана так, будто он мог оправдать ее перед ее же совестью, продолжала: —
Ведь я открыла их тайну. Но сообщать о ней Арону не стоило. Правда? Ведь он
столько раз грозился покончить с собой, если Клара не выйдет за него замуж.
Он бы так и сделал, скажи я ему обо всем, что случайно обнаружила… А как
по-твоему?
Антуан не знал, что отвечать, но повторил:
— Случайно?
— Ну да, совершенно случайно; как-то утром я пришла за Кларой и Гиршем,
чтобы вместе отправиться в Лес. Поднялась прямо в спальню Клары; подхожу
ближе и слышу шум, словно кто-то борется; бросаюсь туда… дверь была
полуотворена: Клара без блузки, с голыми руками, запуталась в юбке для
верховой езды; и в тот миг, когда я распахнула створку двери, она схватила
хлыст, лежавший на стуле — бац! и со всего размаха хлестнула Гирша по лицу.
— Отца?
— Да, мой милый. И, признаюсь, потом я часто об этом вспоминала, —
воскликнула она со злорадным смехом. — Часто представляла себе его лицо, его
бледную физиономию. И шрам, который становился все темнее. Ведь он тоже
любил колотить, и колотил пребольно. Ну, а на этот раз — ха-ха-ха! — его
самого отстегали хлыстом.
— Но… из-за чего?
— По правде говоря, я толком ничего и не узнала, что произошло в то
утро… Должно быть, Клара перестала повиноваться после помолвки. Мне в
голову сразу пришла эта мысль. Припомнила кое-какие обстоятельства, которые
и прежде меня удивляли, и вмиг догадалась, прозрела… Гирш вышел из комнаты
с надменным видом, не сказав мне ни слова, — ясно, был уверен, что я-то не
проговорюсь. Как видишь, он был прав. Я пристала к Кларе с расспросами. Она
во всем призналась. Но она поклялась, и, конечно была вполне искренна, —
поклялась, что с этим покончено навеки, сказала, что выходит замуж именно
ради избавления от всего этого. Избавления от Гирша? Или ради избавления
от… своей страсти? Вот этот вопрос мне бы и следовало задать самой себе в
тот день. Следовало бы понять, хотя бы по тону, которым она говорила о нем,
что ничего не кончено. — И после паузы она добавила глухим голосом: — Раз
женщина говорит о мужчине с такой вот ненавистью, значит, она все еще к нему
неравнодушна.
Она снова на минуту задумалась, понурив голову, опустив глаза. Потом
продолжала:
— Позже я убедилась, что это так и есть, потому что сама Клара в разгар
своего свадебного путешествия… — понимаешь? — вдруг вызвала Гирша в
Италию… Никаких подробностей больше я не знаю. Но Арон, наверное, их
застиг, иначе он не стал бы топиться… А вот намерения Клары для меня так и
остались неясными. Зачем она бросилась в лодку к мужу? Чтобы помешать ему
покончить с собой? Или же умереть вместе с ним? Предположить можно и то и
другое.
Зачем она бросилась в лодку к мужу? Чтобы помешать ему
покончить с собой? Или же умереть вместе с ним? Предположить можно и то и
другое… Каково им было с глазу на глаз, в лодке, темной ночью, посреди
озера? Несчетное число раз задавалась я вопросом — что же между ними
произошло? Может быть, она бесстыдно призналась ему во всем? Она была
способна на это… А может быть, Арон решил уничтожить ее и принять смерть,
чтобы положить всему конец?.. На другой день нашли пустую лодку, а еще
спустя несколько дней сразу два трупа. Но, по-моему, всего загадочнее то,
что Гирш вызвал меня телеграммой еще до того, как начали их искать, вечером,
когда они уплыли, до закрытия почты.
Она помолчала, о чем-то раздумывая, потом продолжала:
— Да ты, вероятно, читал об этой истории в тогдашних газетах, только
внимания не обратил. Итальянская полиция произвела расследование, в дело
вмешалась и французская полиция: в Париже произвели обыск в квартире Арона и
у меня, но разгадки так и не нашли. Я-то осведомлена лучше их!
— А твоего Гирша так никогда и не трогали?
Она выпрямилась и живо ответила, чеканя слова:
— Нет. Моего Гирша так никогда и не трогали.
В ее голосе, во взгляде, которым она окинула Антуана, почувствовался
вызов, но он не придал этому значения, ибо часто, когда она рассказывала о
своем прошлом, в тоне ее появлялось что-то задорное, как будто ей доставляло
удовольствие изумлять того, кто произвел на нее неизгладимое впечатление в
вечер их первой встречи.
— Гирша так никогда и не трогали, — повторила она уже другим тоном, с
недоброй усмешкой. — Но он был осмотрителен и в тот год предпочел во Францию
не возвращаться.
— Неужели ты думаешь, что она, его дочь, во время свадебного
путешествия…
— Ну, будет! — воскликнула она и бросилась к нему в страстном порыве,
так всегда бывало, когда разговор между ними заходил о Гирше; и она властно
закрыла ему рот поцелуем.
— Ах, ты не такой, как все другие, — шепнула она, ластясь к нему. — Ты
добрый, благородный! Такой правдивый! Ах, до чего же я люблю тебя, котик!
Антуан не мог избавиться от впечатления, которое произвел на него
рассказ Рашели, и, казалось, хотел кое о чем ее расспросить, но она
повторила:
— Будет, будет… Все это так тяжело… Обними меня покрепче,
приголубь… Баюкай меня, баюкай… Котик, дай мне забыться…
Он крепко обнял ее. И вдруг из глубины его подсознания вырвалась,
словно какая-то еще неведомая ему инстинктивная потребность, жажда
приключений: бежать от размеренного существования, сызнова начать все,
ринуться навстречу опасностям, на вольные, безрассудные поступки бросить ту
силу, которую он с гордостью подчинил другим целям — работе.
— А если нам куда-нибудь уехать вот так, вдвоем? Послушай-ка! Давай
вместе перестроим нашу жизнь в далеких, далеких краях.