.. и страдать.
В ее прерывистом голосе прозвучала мольба:
— Верни нам его теперь, Ноэми.
— Но, Тереза, уверяю тебя… Ты с ума сошла! — Молодая женщина успела
взять себя в руки, в глазах вспыхнула ярость, губы сжались. — Да, да,
Тереза, ты и впрямь с ума сошла! А я тут слушаю твои бредни! Тебе
приснилось! Или тебя кто-то настроил, ты наслушалась сплетен! Объяснись!
Не отвечая, г-жа де Фонтанен обволокла кузину глубоким, почти нежным
взглядом; казалось, он говорил: «Бедная темная душа! И все же ты лучше, чем
та жизнь, которую ты ведешь!» Но вдруг этот взгляд скользнул по выпуклости
плеча, где голое тело, свежее и пухлое, трепетало под ячейками кружев, как
зверек, попавший в силки; образ, который возник вдруг перед ней, был так
отчетлив и точен, что она закрыла глаза; по ее лицу пробежала тень ненависти
и боли. Тогда, словно ее вдруг покинуло мужество, она сказала, стремясь
поскорее с этим покончить:
— Я, верно, ошиблась… Дай мне только его адрес. Или нет, я даже не
прошу тебя сказать, где он, но предупреди, только предупреди его, что мне
надо его увидеть…
Ноэми распрямилась:
— Предупредить? Да разве я знаю, где он? — Она вся залилась краской. —
И вообще, когда кончатся эти сплетни? Жером иногда заходит ко мне! Ну и что
же из этого? Никто и не скрывает! Мы ведь родня! Ну и ну! — Инстинкт
подсказывал ей слова, которые причиняют боль. — Очень он будет доволен,
когда я расскажу ему, как ты сюда приходила, чтобы поднять скандал!
Госпожа де Фонтанен попятилась.
— Ты говоришь, как девка!
— Ах, так! Ты хочешь, чтобы я тебе сказала откровенно? — взвилась
Ноэми. — Когда от женщины уходит муж, в этом виновата она сама! Если бы
Жером нашел в твоем обществе то, чего он, я уверена, ищет на стороне, тебе
бы не пришлось за ним бегать, моя милая!
«Неужто это правда?» — невольно подумалось г-же де Фонтанен. У нее уже
не было сил. Ее одолевало искушение бежать отсюда; но ей было страшно опять
оставаться одной, не зная адреса, не зная, как вызвать Жерома. Ее взгляд
снова смягчился.
— Ноэми, забудь, что я тебе сказала, выслушай меня. Женни больна, у нее
уже двое суток жар. Я одна. Ты сама мать, ты знаешь, что такое сидеть у
постели больного ребенка… Вот уж три недели, как Жером у нас не появлялся.
Где он? Что с ним? Надо сообщить ему, что его дочь больна, надо, чтобы он
вернулся! Скажи ему.
Ноэми с жестоким упрямством покачала головой.
— Ноэми, я не верю, что ты стала такой злой! Слушай, я тебе еще не все
сказала; Женни больна, это правда, и я очень встревожена; но не это главное.
— Ее голос униженно дрогнул от того, что ей предстояло сказать. — От меня
ушел Даниэль, он исчез.
— Исчез?
— Предприняты розыски. Я не могу в такой момент оставаться одна.
— Исчез?
— Предприняты розыски. Я не могу в такой момент оставаться одна… с
больным ребенком… Ведь правда? Ноэми, скажи ему только, чтобы он пришел!
Госпоже де Фонтанен показалось, что молодая женщина вот-вот уступит, в
ее глазах она увидела сочувствие; но Ноэми отвернулась и, вздевая к потолку
руки, воскликнула:
— Боже мой, чего ты от меня хочешь? Ведь я тебе говорю, что ничем не
могу тебе помочь!
Госпожа де Фонтанен негодующе молчала; Ноэми обратила к ней пылающее
лицо:
— Ты мне не веришь, Тереза? Не веришь? Ну что ж, тем хуже для тебя,
сейчас ты узнаешь все! Он опять меня обманул, понимаешь? Удрал неведомо
куда, — удрал с другой! Вот! Теперь ты мне веришь?
Госпожа де Фонтанен стала мертвенно-бледной. Она повторила машинально:
— Удрал?
Молодая женщина бросилась на диван и зарыдала, уткнувшись в подушки.
— Ах, если б ты знала, как он мучил меня! Я слишком часто прощала — он
вообразил, что я буду прощать всегда! Ну уж нет, довольно! Он публично
оскорбил меня самым отвратительным образом! При мне, в моем доме соблазнил
негодяйку, которую я здесь держала, служанку девятнадцати лет! Паршивка
сбежала две недели назад со своим тряпьем, не попрощавшись, по-английски! А
он ждал ее внизу в коляске! Да-да! — взвыла она, выпрямляясь. — На моей
улице, у моих дверей, средь бела дня, на глазах у соседей, — с прислугой!
Представляешь себе?
Госпожа де Фонтанен прислонилась к пианино, чтобы не упасть. Она
глядела на Ноэми, не видя ее. Перед ее взором проходило пережитое; она снова
увидела Мариетту несколько месяцев назад, услышала шорохи в коридоре,
вспомнила тайные отлучки мужа на седьмой этаж и тот день, когда уж больше
нельзя было притворяться, что ничего не замечаешь, и пришлось рассчитать
девчонку, и та задыхалась от отчаяния и просила прощения у барыни; она снова
увидела набережную и ту женщину, простую работницу в черном платье, сидевшую
на скамейке, утирая слезы; потом наконец она заметила Ноэми тут, рядом, и
отвернулась. Но помимо воли взгляд ее возвратился к этой красивой девке,
лежавшей поперек дивана, к ее телу, к голому плечу, которое сотрясалось от
всхлипываний, вздымаясь под кружевами. Нагло всплывал мучительный образ.
А голос Ноэми доносился до нее бурными всплесками:
— Но теперь довольно, довольно! Он может вернуться, может приползти на
коленях, я даже не взгляну на него! Я его ненавижу, презираю! Сотни раз я
ловила его на лжи, он лгал без малейшего смысла, лгал ради игры, ради
удовольствия, по привычке! Стоит ему только рот открыть — и он уже врет! Это
враль!
— Ты несправедлива, Ноэми!
Молодая женщина одним прыжком вскочила о дивана.
— И ты его защищаешь? Ты?
Но г-жа де Фонтанен взяла себя в руки; она сказала уже совсем другим
тоном:
— У тебя нет адреса этой?.