— Ах, черт побери! — внезапно воскликнул г-н Фем. — Ведь вы приехали
как раз к воскресной мессе! Все наши воспитанники сейчас в часовне, и ваш
брат тоже. Как же нам быть? — Он взглянул на часы. — Это продлится еще минут
двадцать, а то и все тридцать, если причастников много. Что весьма возможно.
Господин учредитель вам, должно быть, рассказывал: у нас отличнейший
капеллан — священник молодой, расторопный, ловкости необычайной! С тех пор
как он здесь, религиозные чувства у воспитанников нашего заведения коренным
образом переменились! Однако какая жалость! Что ж нам делать?
Антуан порывисто встал. Он ни на миг не забывал, зачем он сюда приехал.
— Поскольку в данный момент все ваши помещения пустуют, — сказал он,
глядя на юркого человечка, — надеюсь, вы не сочтете нескромным мое желание
осмотреть колонию? Мне было бы любопытно увидеть все вблизи; я так часто, с
самого детства, слышал…
— Правда? — спросил удивленный г-н Фем. — Нет ничего проще, — продолжал
он, не двигаясь, однако, с места. Он улыбался и, не переставая улыбаться, о
чем-то, казалось, размышлял. — Ах, знаете, в корпусе нет ничего интересного.
Ведь это, по существу, не что иное, как маленькая казарма, а что такое
казарма, вы знаете не хуже меня.
Антуан продолжал стоять.
— Нет, мне очень интересно, — заявил он. И, видя, что директор
недоверчиво уставился на него своими прищуренными глазками, подтвердил: —
Да-да, уверяю вас.
— Ну что ж, доктор, с большим удовольствием. Надену вот только пиджак и
ботинки — и я к вашим услугам.
Он исчез. Антуан услышал, как прозвенел звонок. Затем пять раз бухнул
колокол во дворе. «Ага! — подумал он. — Дают сигнал тревоги, неприятель в
доме!» Он не мог усидеть на месте. Подошел к окну, но стекла оказались
матовыми. «Спокойствие, — сказал он себе. — Быть настороже. Удостовериться
во всем самому. Действовать. Вот в чем моя задача».
Наконец появился г-н Фем.
Они сошли с крыльца.
— Наш парадный двор! — высокопарно возгласил директор и снисходительно
усмехнулся. Потом подбежал к собаке, которая опять начала лаять, и с силой
пнул ее ногой в бок; собака забилась в свою конуру.
— Вы случайно не занимаетесь садоводством? Ах да, конечно, врач всегда
имеет дело с растениями, черт побери! — Он весьма охотно остановился посреди
палисадника. — Прошу вашего совета. Чем замаскировать этот кусок стены?
Плющом? Но понадобятся долгие годы…
Не отвечая, Антуан увлек его к центральному корпусу. Они обошли весь
нижний этаж. Антуан шагал впереди, зорко вглядываясь в каждую мелочь,
самочинно отворяя все закрытые двери; ничто не ускользало от его взгляда.
Верхняя часть стен была побелена, а от пола метров до двух в высоту они были
замазаны черным гудроном. Во всех окнах, как и в кабинете директора, стекла
были матовые; везде решетки. Антуан хотел открыть одно из окон; оказалось,
что для этого требуется особый ключ; директор вынул его из жилетного кармана
и отворил окно; Антуан заметил, с какой ловкостью манипулируют его желтые
пухлые ручки.
Они обошли весь
нижний этаж. Антуан шагал впереди, зорко вглядываясь в каждую мелочь,
самочинно отворяя все закрытые двери; ничто не ускользало от его взгляда.
Верхняя часть стен была побелена, а от пола метров до двух в высоту они были
замазаны черным гудроном. Во всех окнах, как и в кабинете директора, стекла
были матовые; везде решетки. Антуан хотел открыть одно из окон; оказалось,
что для этого требуется особый ключ; директор вынул его из жилетного кармана
и отворил окно; Антуан заметил, с какой ловкостью манипулируют его желтые
пухлые ручки. Цепким взглядом детектива Антуан обвел внутренний двор; там
было пусто; большой четырехугольный плац, покрытый засохшей грязью, был
замкнут высокими стенами — и ни деревца, ни кустика, ничего.
Господин Фем с огромным воодушевлением и очень подробно рассказывал о
назначении каждой комнаты — здесь были учебные классы, столярные, слесарные,
электротехнические и прочие мастерские. Комнаты были небольшие, содержались
в чистоте. В столовых заканчивалась уборка, служители вытирали некрашеные
деревянные столы; от водопроводных раковин, размещенных по углам, шел
тяжелый дух.
— Каждый воспитанник, закончив еду, моет здесь свой котелок, стакан и
ложку. Разумеется, никаких ножей и даже вилок… — Антуан глядел на него, не
понимая. Тот добавил, подмигивая: — Ничего режущего или колющего…
На втором этаже опять шли учебные классы, и опять мастерские, и душевое
отделение, которое, очевидно, бывало открыто не слишком часто, но которым
директор особенно гордился. Он весело ходил из комнаты в комнату, широко
расставив вытянутые вперед руки, и, ни на миг не замолкая, машинально
придвигал к стене верстак, подбирал с пола гвоздик, завертывал до отказа
кран, поправлял и расставлял все, что оказывалось не на месте.
На третьем этаже размещались дортуары. Они были двух типов. В
большинстве из них стояло по десятку коек, застланных серыми одеялами;
сплошь уставленные полками для вещей, дортуары походили бы на небольшие
солдатские спальни, если бы не странные железные, обтянутые тонкой сеткой
клетки, занимавшие середину каждого из них.
— Вы их туда запираете? — спросил Антуан.
Господин Фем с комическим ужасом воздел руки горе и рассмеялся.
— Да нет же! Здесь спит надзиратель. Видите, его кровать помещена как
раз посредине, на одинаковом расстоянии от всех четырех стен: он все видит,
все слышит и ничем не рискует. Впрочем, на случай тревоги у него есть
специальный звонок, проводка спрятана под полом.
Другие дортуары состояли из притиснутых одна к другой каморок кирпичной
кладки, запертых решетчатыми дверьми, точно боксы в зверинце. Г-н Фем
задержался на пороге. Временами его улыбка делалась горько-задумчивой, и
тогда это румяное личико окутывала меланхолия, точно на статуях Будды.
— Ах, доктор, — объяснял он, — здесь размещаются наши отпетые. Те, кто
поступил к нам слишком поздно; их уж по-настоящему не исправить; да,
паиньками их не назовешь.