Осколком
ранило одного солдата из этой роты, фурьера; ему оторвало левую пятку, он
завыл от боли, словно в припадке внезапного помешательства.
— Да замолчи ты, скотина! — твердил лейтенант Роша. — Чего орешь?
Подумаешь, пятку отхватило!
Раненый вдруг успокоился, замолчал и застыл, схватившись за ногу.
Чудовищная артиллерийская дуэль продолжалась, все усиливаясь; снаряды
летали над головами солдат всех полков, лежавших среди сожженного, мрачного
поля; под жгучим солнцем не видно было ни души. В этом безлюдье проносился
лишь гром, веял разрушительный ураган. Казалось, пройдут еще часы, а это не
прекратится. Между тем уже обнаруживалось превосходство немецкой артиллерии;
ее ударные снаряды разрывались почти все на больших дистанциях, тогда как
французские снаряды с трубкой, значительно менее дальнобойные,
воспламенялись чаще всего в воздухе, не достигая цели. И французам не
оставалось ничего другого, как свернуться в комок, зарыться в землю. Нельзя
было даже облегчить душу, утешиться, стреляя из винтовки. Стрелять? Но в
кого? Ведь на пустынном горизонте по-прежнему ничего не было видно.
— Когда же мы наконец начнем стрелять? — вне себя повторял Морис. — Я
дал бы сто су за то, чтоб увидеть хоть одного пруссака! Это черт знает что!
Тебя обстреливают, а ты не можешь ответить!
— Погоди! Может, придет и наш черед, — спокойно ответил Жан.
Слева послышался конский топот. Они повернули головы и узнали генерала
Дуэ; он спешил сюда со своим штабом, чтобы проверить, стойко ли держатся его
войска под грозным огнем немецких батарей. По-видимому, он остался доволен и
отдал несколько приказаний; вдруг из-за ложбины появился генерал
Бурген-Дефейль. Хоть и придворный офицер, он беспечно ехал рысцой под
снарядами; со времен африканской войны он упрямо придерживался устаревших
взглядов и ничему не научился. Он кричал и размахивал руками, как Роша.
— Я их жду, я их жду сейчас! Врукопашную! Заметив генерала Дуэ, он
подъехал к нему.
— Генерал! Верно, что маршал ранен?
— К несчастью, да. Я сейчас получил записку от генерала Дюкро. Он мне
сообщает, что маршал назначил его командующим армией.
— А-а! Генерала Дюкро!.. А что он приказал?
Генерал Дуэ безнадежно махнул рукой. Уже накануне он почувствовал, что
армия погибла, и тщетно доказывал необходимость занять позиции на Сен-Манже
и на Илли, чтобы обеспечить отступление к Мезьеру.
— Дюкро осуществляет наш план: все войска соединятся на плоскогорье
Илли.
Он опять махнул рукой: слишком поздно!
Грохот пушек заглушил его слова. Морис хорошо понял их смысл и пришел в
ужас. Как? Маршал Мак-Магон ранен, генерал Дюкро командует вместо него, вся
армия отступает на север от Седана? А обреченные бедняги-солдаты даже не
знают об этих важных событиях! И эта страшная игра предоставлена воле
случая, прихоти нового руководства! Морис почувствовал путаницу,
окончательное расстройство армии: ни военачальника, ни плана; армию дергают
во все стороны, тогда как немцы неуклонно, с точностью машины, идут прямо к
цели.
Генерал Бурген-Дефейль уже отъехал, как вдруг генерал Дуэ получил новое
известие, привезенное запыленным гусаром, и громко крикнул:
— Генерал! Генерал!
Его голос так звенел от удивления и волнения, что заглушил гул
выстрелов:
— Генерал! Командует уже не Дюкро, а Вимпфен! Да, он прибыл вчера, в
самый разгар поражения под Бомоном, и принял от де Файи командование пятым
корпусом… Вимпфен сообщает, что, по предписанию военного министра, он
назначается главнокомандующим, в случае если этот пост окажется свободным…
Мы больше не отступаем! Приказано идти на прежние позиции и оборонять их.
Генерал Бурген-Дефейль слушал, широко открыв глаза.
— Черт подери! Надо бы справиться… Ну, да мне наплевать!
Он поскакал дальше, на самом деле ни о чем не беспокоясь: в войне он
видел лишь возможность быстро пройти в дивизионные генералы и теперь хотел
только, чтобы эта дурацкая кампания закончилась как можно скорей, раз она
доставляет всем так мало удовольствия.
Солдаты в роте Бодуэна загоготали. Морис молчал, но держался того же
мнения, что и Шуто и Лубе, которые хихикали с нескрываемым презрением. Все у
них идет вкривь и вкось! Пляшут под чужую дудку! Ну и начальники! Дружно
живут и не тянут каждый в свою сторону! Да, при таком начальстве лучше всего
завалиться спать! Трое главнокомандующих за два часа! И все трое толком не
знают, что делать, и каждый отдает другой приказ! Право, это может вывести
из терпения и сбить с толку самого господа бога! И опять послышались
неизбежные обвинения в измене: Дюкро и Вимпфен, как и МакМагон, хотят
заработать у Бисмарка три миллиона.
Генерал Дуэ отъехал от своего штаба, остался один и, глядя на далекие
прусские позиции, погрузился в безысходно грустное раздумье. Он долго
смотрел на Аттуа, откуда к его йогам падали снаряды. Взглянув на плоскогорье
Илли, он подозвал офицера и отправил приказ бригаде 5-го корпуса, которую
потребовал накануне у генерала де Вимпфена; она соединяла его с левым
флангом генерала Дюкро. Слышно было, как он отчетливо произнес:
— Если пруссаки захватят Крестовую гору, мы и часу здесь не
продержимся, нас отбросят к Седану.
Он уехал, исчез вместе со своим штабом за поворотом ложбины. Огонь
усилился. Наверно, неприятель заметил генерала. Сначала снаряды падали
только спереди, а теперь посыпались и слева. Батареи на холме Френуа и
батарея, установленная на полуострове Иж, вели перекрестный огонь с
батареями из Аттуа. Они громили Алжирское плоскогорье. Теперь позиция роты
Бодуэна стала опасной. Солдаты, следя за тем, что происходит перед ними,
очутились под угрозой обстрела с тыла и не знали, куда деваться. Один за
другим были убиты три солдата; двое раненых завыли от боли.
И вот к сержанту Сапену пришла смерть, которую он ждал.