Позже узнали, что 5-й и 13-й корпуса направились в
тот день опять к Ретелю, где должен был расположиться главный штаб, и туда
прибывают из деревень все припасы вместе с жителями, жаждущими увидеть
императора; поэтому перед приходом 7-го корпуса весь край был уже опустошен:
ни мяса, ни хлеба, ни самих жителей. В довершение всех бед, по
недоразумению, провиант из интендантства отправлен в Шен-Попюле. В течение
всего похода несчастные интенданты то и дело впадали в отчаяние: солдаты их
проклинали, а между тем вся их вина часто состояла только в том, что они в
назначенное время являлись в назначенное место, а поиска туда не приходили.
— Свиньи поганые! — вне себя повторил Жан. — Так вам и надо! Вы не
стоите того, чтоб я добывал для вас еду, но все-таки моя обязанность — не
дать вам подохнуть в дороге с голоду.
Он отправился на поиски, как должен поступать каждый хороший капрал, и
взял с собой Паша, которого любил за кротость, хотя считал, что тот
помешался на попах.
Но Лубе уже заметил в двухстах — трехстах шагах маленькую ферму, один
из последних домишек в Контреве; там, казалось ему, шла бойкая торговля. Он
подозвал Шуто и Лапуля и предложил:
— Махнем-ка туда! Наверно, там есть всякая всячина.
Мориса оставили следить за котелком с кипящей водой и велели
поддерживать огонь. Он сел на одеяло и разулся, чтобы ранка на ноге
подсохла. Он с любопытством разглядывал лагерь; не ожидая больше раздачи,
солдаты всех взводов разбежались кто куда. Морису стало ясно, что некоторым
солдатам нечего есть, а другим всегда живется сытно. Это зависит от
предусмотрительности и ловкости капрала и самих солдат. В неимоверной
толчее, запутавшись среди палаток и пирамид ружей, некоторые солдаты не
могли даже развести костер; другие примирились с голодом и улеглись спать;
третьи, наоборот, жадно ели неизвестно что, но что-то вкусное. Мориса
поразило еще другое зрелище: на холме в образцовом порядке расположилась
резервная артиллерия; на закате, между двух туч, показалось солнце и озарило
пушки, с которых артиллеристы уже смыли дорожную грязь.
Между тем на ферме, облюбованной Лубе и его товарищами, удобно
расположился командир бригады генерал Бурген-Дефейль. Он нашел здесь сносную
кровать, сел за стол, принялся за яичницу и жареного цыпленка и поэтому был
отлично настроен; по мелкому служебному делу к нему зашел полковник де
Винейль, и генерал предложил ему пообедать. Итак, они ели, а подавал им
белокурый верзила, который только три дня тому назад поступил на службу к
фермеру и объяснил, что он эльзасец, беженец, попавший сюда после разгрома
под Фрешвиллером. Генерал говорил свободно в присутствии этого человека,
толковал о передвижении армий, расспрашивал его о дороге и расстояниях,
забывая, что собеседник не уроженец Арденн.
В этих вопросах обнаруживалось
такое невежество, что полковник, наконец, встревожился. Когда-то он жил в
Мезьере. Он дал несколько точных указаний, и у генерала вырвался крик:
— Да это идиотство! Как прикажете воевать, когда не знаешь местности?
Полковник безнадежно махнул рукой. Он знал, что при объявлении войны
всем офицерам роздали карты Германии, но ни у кого из них не было карт
Франции. Все, что он видел и слышал за последний месяц, приводило его в
отчаяние. Он отличался только храбростью, был известен как несколько
слабовольный и ограниченный начальник, и в полку его больше любили, чем
боялись.
— Нельзя даже поесть спокойно! — вдруг воскликнул генерал. — Чего они
там орут? Эльзасец, узнайте, в чем дело.
Явился фермер; он потрясал кулаками, рыдал и проклинал всех на свете.
Его грабят, стрелки и зуавы разоряют его дом. Сначала он имел неосторожность
начать торговлю: ведь у него одного в целой деревне были яйца, картошка,
кролики. Он их продавал, не очень обворовывая покупателей, клал деньги в
карман, отпускал товар; но солдаты все прибывали, они окружили его, оглушили
криками и в конце концов затолкали и забрали все бесплатно. За время похода
многие крестьяне прятали запасы, отказывали даже в стакане воды из страха
перед неотразимым нашествием солдат, которые захватывали дома и выгоняли
хозяев на улицу.
— Э, голубчик, оставьте меня в покое! — недовольно ответил генерал. —
Таких негодяев надо было бы расстреливать по десятку в день. А разве это
мыслимо?
Он приказал запереть дверь, чтобы не пришлось принять крутые меры, а
полковник объяснил крестьянину, что в этот день не было раздачи довольствия
и солдаты проголодались.
Лубе заметил картофельное поле и вместе с Лапулем бросился туда; они
принялись шарить обеими руками, выкапывали картофель и набивали себе
карманы. Шуто глядел на что-то поверх низкой ограды и вдруг призывно
засвистел; товарищи прибежали и радостно вскрикнули: по тесному дворику
прогуливалось стадо великолепных гусей! Солдаты посовещались и убедили
Лапуля перелезть через ограду. Произошла настоящая стычка: гусь, которого он
поймал, чуть не оттяпал ему нос крепким, как ножницы, клювом. Тогда Лапуль
схватил его за шею и хотел задушить, но гусь бил сильными лапами по рукам и
животу. Лапулю пришлось разбить ему кулаком голову, а гусь все еще
трепыхался. Лапуль бежал, преследуемый всем стадом; гуси щипали его за ноги.
Все три товарища вернулись, спрятав гуся в мешок с картошкой, и
встретили Жана и Паша, которые возвращались тоже довольные, нагруженные
сыром и четырьмя свежими хлебами, купленными у какой-то доброй старушки.
— Вода кипит, сварим кофе, — объявил капрал. — У нас есть сыр и хлеб,
настоящий праздник!
Вдруг на земле у своих ног он заметил гуся и не мог удержаться от
смеха.