— Заладил — умереть, умереть! — не выдержав, закричала девушка. Ей казалось, что сердце сейчас лопнет, не выдержав всех тех чувств, для которых она, Лейт?Ниакрис, даже не знала слов и названий. — Живи, я… я тебя… простила…
— Умом. Не сердцем. Им ты, наверное, никогда не простишь, — проговорил отец совершенно мертвенным голосом. — И здесь уже бессильна вся моя магия.
— Магия вечно оказывается бессильна, когда на неё только и остаётся вся надежда, — Ниакрис хлюпнула носом. — Короче…
— Давай думать, как отсюда выбраться, — подхватил чародей уже совсем другим, сугубо деловым тоном. — Но для начала — передохнём. Здесь вроде б подходящее место…
В этом странном мирке не было теней. Свет лился ровно и со всех сторон, совсем рядом, почти над самыми головами нависали сапфировые громады, преспокойно левитировавшие над пропастями.
— У нас ничего нет, — заметил чародей, — но, думаю…
— Из Храма я тоже вышла без ничего, с одной только верёвкой да мечом, отец, не страшно; тем более, что здесь тепло…
— Ещё одна загадка. Кто подстраивал здесь всё это? Чтобы мы не замёрзли, не оказались разорваны в самый первый миг? Здесь есть вода, есть растительность, значит, будет и дичь…
— От одного вида местной дичи меня с души воротит, — проворчала Ниакрис. Она предпочитала пить только воду. Водопадик, низвергавшийся с вершины живой колонны, оказался прохладным и чистым.
— Здесь можно жить, — задумчиво проронил чародей. Сам он не поленился сходить на «охоту» и вернулся с чем?то вроде небольшого оленёнка — однако наделённого отменной зубастой пастью, которая не посрамила бы самого могучего волка.
— Ты думаешь тут остаться? — Ниакрис вытаращила глаза.
— А что, Ниа? Чем это место хуже любого другого?
— Ты ж мечтал о мире… о покое…
— Верно, — чародей с хрустом потянулся. — Но вот посмотрел на всё здешнее великолепие… безумное великолепие… И ты знаешь, что шевельнулось такое, молодое… словно я вновь…
Докончить он не успел. Небеса прямо над их головами вспыхнули яростным зелёным пламенем, во все стороны побежали концентрические круги изумрудного огня. Громоподобный удар сотряс «кладбище миров», качнулись, сталкиваясь и басовито гудя, точно огромные колокола, сапфировые глыбы.
Громоподобный удар сотряс «кладбище миров», качнулись, сталкиваясь и басовито гудя, точно огромные колокола, сапфировые глыбы.
— Отец!
Ниакрис вскочила, мгновенно принимая боевую стойку. Эх, ей бы сейчас хоть какой клинок, хоть дубину…
Она не сомневалась, что их посетили те самые таинственные «заимодавцы».
Пузырь зелёного пламени ударился о чёрный блестящий камень в полусотне шагов от Некроманта и его дочери. Брызнули во все стороны огненные брызги, зашипели, бессильно угасая и не находя себе пищи.
А на поверхности чёрного камня, вскипевшей от нестерпимого жара, остались пятеро. Неведомым образом уцелев в огненной купели.
Немолодой мужчина. Девчонка, наверное, чуть помладше её, Ниакрис. Рядом валяется громадный чёрный фламберг. И три женщины, все — лежат без движения. Убиты? Ранены?..
Некромант медленно поднялся, расширившимися глазами глядя на диковинных гостей.
— Круг замкнулся, Ниа. Это за нами.
ИНТЕРЛЮДИЯ II
МЕЖДУМИРЬЕ
Почему ты не вмешался, Учитель?
Он ждал ответа. Вечный воин оставленного навек Хединсея. Его последний тан. Переживший своего сына, внуков, правнуков и праправнуков. Он был моим учеником. Я отказался от Зерна Судьбы, чтобы спасти его в тот последний день несчастливой битвы. Я сделал его жизнь долгой. Очень долгой. И теперь нельзя уже отмалчиваться.
— Ты был там, Учитель. И ничего не сделал. Не говори мне о последствиях! Ты был воплощён в сокола, сил — не больше, чем у мага того мира. Это не пошатнуло бы Весы!
— Скажи это Четырёхглазому, — раздался мощный рокочущий бас у меня за спиной. — И не дерзи наставнику, Хаген!
— Брат, — я не повернулся. — Он прав. Он поставил вопрос, и я отвечу. Наверное, я слишком долго вынуждал тебя сидеть в Долине, Хаген…
— Да уж, — фыркнул тот. — И кем, Учитель! Целителем! Даже не боевым магом! Знахарь?лекарь, мазилки?припарки! Тьфу! Истинный воин излечивается от своих ран сам.
— Это верно! Излечивается сам, а именно — крепким вином, применённым как внешне, так и внутренне, — рявкнул Ракот. — Вот единственное достойное воина снадобье! А все лекари…
— Брат, брат, оставь. И насчёт лекарей не надо. Мы вместе решили, что облик и занятия Динтры наилучшим образом отвечают…
— Всё равно, — прогремел Ракот, подходя к своему любимому креслу. — Негоже так…
— Послушай, — я поднял руку, — давай оставим эту тему. Ни до чего не договоримся, а от твоего рыка у меня начинают болеть уши. Бери лучше тавлеи. Сыграем.
— Учитель, — в упор взглянул на меня Хаген.
— Да, я не вмешался, — я не отвёл глаз. — Не так давно ты говорил мне о сильных магических возмущениях в шести ключевых мирах…
— Мельин, Эвиал, Зидда, Скорбок, Вемсте и Хьёрвард, — докончил Хаген.
— Зидда — я там был, — пробасил Ракот. — Отвратительный мирок, жуткая дыра, до сих пор удивляюсь, как…
Я вздохнул. Мой брат Ракот никогда не изменится. И все эоны времени для него — ничто.
— Неназываемый хитёр. Чем дальше, тем больше я начинаю верить, что он действует по заранее обдуманному и проработанному плану. И сумятица в опорных мирах…