Передовые отряды (и дружинники, и их командиры?бароны) оказались в ловушке. Приходилось выбирать, и притом быстро: броситься ли очертя голову на зловеще темнеющие в небольшом отдалении когорты (при том, что всем была очень памятна судьба пешего войска Семандры) — или всё же попытать счастья на стенах, ибо те же велиты били не в белый свет и под стенами остались не только неудачливые дружинники из числа осаждавших.
Какой?то момент казалось, что в имперском войске вспыхнет междоусобица, однако нашёлся всё?таки один барон, оказавшийся посообразительнее. Размахивая громадным двуручным мечом, он рёвом, достойным настоящего дракона, собрал своих, вновь поведя к стенам, и на сей раз полез сам. Следом устремились и копейщики Семмерса; рыжеволосый предводитель с кошачьей ловкостью вскарабкался по лестнице, отбил мечом отчаянный тычок гизармой и ухитрился ткнуть стражника остриём меча в не защищённое кольчужным воротником горло.
Бывает так, что исход боя решает одно?единственное удачное движение одного?единственного человека. Семмерс оказался на стене и продержался один против троих, пока через бойницу не перевалились двое его копейщиков и один из баронских дружинников. Вчетвером они сумели оттеснить оборонявшихся от ещё одной лестницы, и судьба замка оказалась решена. Вскоре в руках атакующих оказался целый проём стены от башни до башни, и живая волна покатилась во двор.
…Мечи звенели ещё довольно долго. Но Император уже не следил за происходящим. Самые испытанные когорты тоже остались лишь зрителями. Саму крепость правитель Мельина отдал «на добычу» ворвавшимся в неё копейщикам Семмерса и нуждавшимся в подачке баронским дружинникам. Защитники замка большей частью сдались; умирать, даже за своего обожаемого барона, мало кто хотел.
И верно — когда длинную вереницу пленников подогнали к роскошному шатру с вьющимся стягом, где хищно и грозно выгибал могучую шею царственный змей, Император обратился к мятежникам вполне милостиво.
Рядовые дружинники «выполняли приказ своих лордов» и потому подлежали лишь номинальному наказанию (если это вообще можно было назвать таковым) — отправке в легионы на Суолле. А вот для их повелителей…
— Барон Грациан Аастер, — сумрачно проговорил Император, когда легионеры подвели к нему бывшего хозяина замка. — Баронесса Ингельгерда. Юный баронет Марий. Его сестры… вас уже не помню. — Император указывал на двух девчушек примерно семи и десяти лет. — Как же так, барон? Не успели воспользоваться тайным отнорком?
Барон Аастер был крупным, краснолицым мужчиной с изрядным животом — но и сила в его плечах ещё сохранилась немалая. Его жена тихо всхлипывала, припав к мужу, девочки были слишком перепуганы даже для того, чтобы плакать, а вот юный баронет смотрел исподлобья, словно волчонок, и тихо шипел что?то разбитыми губами.
— Предаю себя в руки победителя и прошу его сохранить жизнь невинным, следовавшим за моей волей, — насилу выдавил из себя барон ритуальную фразу.
Император холодно кивнул.
— Знаком ли ты с моим указом, барон, о том, какая судьба ждёт несдавшихся мятежников? Равно как и их чад с домочадцами?
— Эти вести не дошли до нас, милорд, — гордо ответил барон, именуя Императора не как полагалось по этикету, а всего лишь как просто человека благородного сословия.
— Ну что ж, никогда не бывает лишним чему?то научиться, — ледяным тоном уронил Император.
— Ну что ж, никогда не бывает лишним чему?то научиться, — ледяным тоном уронил Император. — Легат! Зачти указ.
…По мере чтения барон Аастер то краснел, то бледнел, его жена рыдала уже в голос, мальчишка?баронет дрожал крупной дрожью, уже перестав храбриться, и только девочки, похоже, ещё ничего не понимали.
Когда наступила тишина, барон вдруг рухнул на колени, словно ему подрубили ноги.
— Мой Император! — Сейчас он не опустил положенного титулования. — Не прошу о смягчении своей судьбы, ибо примкнул к Конгрегации и не отрёкся от неё, несмотря на все увещевания, к коим, грешный, не преклонил слух свой. Но помилуй, молю, невиновных детей моих! Чем согрешили перед тобой малолетние чада? В чём вина супруги моей, во всём повиновавшейся моему слову?..
— В том, что не отговорила своего неразумного мужа от его деяний, навлёкших позор и горе на весь род Аастеров, — сумрачно отрезал Император. — Мой суд будет короток, барон. Твои домочадцы пойдут на плаху. Как люди благородной крови, они будут обезглавлены, а не повешены на поживу воронам, подобно простолюдинам. Твои дети умрут первыми. Ты — последним, барон. И, разумеется, не легко и не просто. Растягивание, оскопление, колесование и напоследок расчленение. Это твоя кара. И пусть это послужит уроком остальным. — Император обвёл собранных нобилей таким взглядом, что все без исключения поспешили опустить головы. — Я ненавижу убийства и казни. Но я не допущу распространения заразы мятежа. Кто сдастся без штурма, будет помилован и прощён, если службой своей докажет искренность раскаяния. Кто станет с оружием в руках наносить ущерб верно служащим Империи — предан будет смерти. Приступая к стенам твоего мятежного замка, погибли многие мои храбрые воины. Кто возместит ущерб их семьям?.. Нет, Аастер, я сказал. Закон есть закон.