— Но до этого хирд должен встать рядом с легионами, — уточнил Баламут, яростно теребя бороду.
— Да, мой добрый гном.
— Но до этого хирд должен встать рядом с легионами, — уточнил Баламут, яростно теребя бороду.
— Да, мой добрый гном. Для этого хирд, столь блистательно показавший себя на поле брани, должен встать рядом с моими легионами, что из последних сил удерживают сейчас врага на востоке. Ничего не даётся бесплатно в этом жестоком мире.
Баламут тяжело вздохнул.
— Получить обратно Царь?Гору — извечная мечта каждого гнома с той самой минуты, как мы её покинули, — признался он наконец. — Но цена… предать Каменный Престол… И… стать наёмниками… по доброй воле… мы восстанавливаем твой город по закону войны. Мы всегда можем оправдаться, что пребывали в твоей воле…
— А разве получить обратно вашу священную гору — требует каких?то оправданий? — резко сказал Император. — Тебя заботит, что скажет Каменный Престол. А что скажут ваши дети, которые будут знать, что Царь?Гора вернулась к ним потому, что их отцы не пожалели себя, встали вместе с людьми на пути хаоса и распада, вместе держались за меч и потому победили? Разве ты не хочешь этого? Разве это было б несправедливо? Разве не пожертвовали бы вы все с готовностью жизнями — чтобы только вырвать Царь?Гору из рук ненавистных хумансов? Молчи, гном, я достаточно слушал тебя! — теперь Император казался по?настоящему грозным. — А теперь, когда у тебя такая возможность, ты мнёшься и торгуешься, словно на рынке! Императорское слово или принимается, или отвергается, гном. Третьего не дано.
Баламут сперва порывался что?то ответить, чуть ли не прервать правителя Мельина, но потом притих, опустил голову и долго сидел так, пялясь в пол — полы в императорском дворце, как и сам дворец, были единственным, что уцелело в Мельине после той страшной ночи, первой ночи войны с Радугой.
— Ну так что, Баламут? — наконец прервал его Император. — Молчать в присутствии коронованной особы в ответ на её, особы, прямые вопросы — этой привилегией в Мельине пользовались считанные единицы.
— Мой Император… — гном остановился, прочистил горло. — Мы будем сражаться. За Империю и за Царь?Гору.
Император медленно откинулся на резную спинку трона. Он не собирался играть с Баламутом — прикидываться, что ему всё равно.
— Я знал, что ты можешь говорить за всех, Баламут, — медленно сказал Император. — Как ты предпочтёшь, чтобы тебя называли? Не этим же прозвищем, да не прогневаются на меня за его использование все боги, если они только есть.
— Я предпочту, чтобы меня называли Баламутом, с разрешения моего Императора, — слегка поклонился гном. — И да, я могу говорить за всех. Мой Император прав — у какого гнома сердце не дрогнет, когда он услышит слова «получить обратно Царь?Гору». Уходя, наши предки обрушили коридоры, так что даже самые отчаянные охотники за самоцветами не проникли вглубь… к самым главным залам. Мы разберём завалы… восстановим своды… и пригласим Императора Людей в Сердце Горы.
— Смелое приглашение, — с соответствующей моменту торжественностью ответил Император. — Я принимаю его с радостью и признательностью, но… разве не есть Сердце Горы нечто священное, лицезрение коего недопустимо ни для кого, кроме одного лишь Подгорного Племени?
— Я полагаю, — лицо Баламута сделалось холодным и непроницаемым, — мы сделаем исключение. Для такого случая.
Уже откланявшись и идя к двери, гном вдруг обернулся.
— Да простит мне мой Император давешнее непонимание.
— Ты о чём, Баламут? — прищурился правитель Мельина.
— Тогда, на совете… я не сразу понял, как мы можем помочь тем пяти легионам, которые повелел срочно создать мой Император…
— А, — в голосе Императора сейчас слышался один только лёд.
— Ты понял. Ну что ж, хорошо. Ты прав, мой добрый гном. Если хирд поможет задержать врага на Суолле, я на самом деле смогу вывести весной в поле не разномастную толпу, смазку для семандрийских клинков, а пять настоящих легионов…
— Но для этого мы должны остановить их сейчас, — медленно проговорил Баламут.
— Ты совершенно прав. Мы должны остановить их сейчас. А теперь разрешаю идти, Баламут. Тебе, мне кажется, есть над чем подумать. А именно — как преподнести мои слова твоим сородичам.
Гном ничего не ответил. Поклонился и молча вышел.
…Сородичи Баламута побросали работу. Разнёсся невероятный слух — слух, сперва дикий и безумный, тем не менее обрастал подробностями, деталями, которые, всё больше и больше согласуясь между собой, говорили лишь об одном — что весть правдива.
…Гномам вернут отобранное при сдаче оружие. Гномы вновь построят хирд на поле боя. Они вновь станут сражаться с хумансами — с теми, кто вторгся в Империю. И за это они получат назад свою Царь?Гору.
Царь?Гора — и гномы разом умолкали, их рты раскрывались, и пальцы сами вцеплялись в бороды или лезли чесать затылки. Владыка людей добровольно отдаёт такое сокровище! Откуда вышел сам Драгнир, Алмазный Меч! Место, полное Силы, олицетворение магии гномов!
За это стоит сразиться. Тем более — не с Дану и не со своими же сородичами. С людьми…
Хищно щурились глаза, сжимались кулаки, дервенели скулы и на них вспухали желваки.