Плечи барона затряслись, он спрятал лицо в ладонях, его жена слабо вскрикнула и лишилась чувств, девочки с плачем бросились к матери, и только мальчишка?баронет сумел совладать с собой.
— Тиран! Палач! Убийца! — срывающимся голосом выкрикнул он, явно представляя себя в роли кого?то из героев древних пьес, повествовавших о падении жестоких правителей. — Ты только и можешь… убивать детей!.. Ты… трус, трус, трус!.. Я плюю на тебя! Плюю! Да!..
Никто не озаботился связать пареньку руки — после того как его обезоружили. И сейчас он бросился к Императору с ловкостью проникшей в курятник ласки, занося кулаки.
Барон Аастер успел только отнять ладони от лица и вытаращить глаза. Кер?Тинор успел куда больше. Одно движение — и капитан Вольных заслонил собой Императора, второе — мальчишка полетел лицом в мокрую землю, уже успевшую впитать влагу растаявших снегов. Двое других телохранителей Императора тотчас вздёрнули паренька обратно на ноги, приставив к горлу короткие кинжалы.
— И нелюдь эта тебя не спасёт… — тем не менее прохрипел баронет. Один из Вольных, нахмурившись, едва заметно шевельнул клинком — по шее мальчика побежала кровяная струйка.
Император привстал с походного трона. Знаком велел Вольным отпустить молодого Мария. Парнишка смотрел затравленным зверем, но глаз не опускал.
— Очень хорошо, сударь мой, пока ещё баронет, — проговорил Император. — Я ценю храбрость, даже если это храбрость врагов. У тебя есть выбор, юный Аастер. Ты держишь в руках судьбу твоих матери и сестёр. Хочешь ли ты спасти их? Или нет?
Мальчик побледнел, губы вдруг задрожали. Бравада и внушённое отчаянием мужество уходили, сглотнув, он невольно оглянулся на внушительную фигуру палача в красном колпаке?маске.
— Х?хочу… — выдохнул он.
Император чувствовал — сердце Мария бешено заколотилось. Он очень, очень хотел жить. И, само собой, боялся смерти.
— Хочу, мой Император! — Голос правителя Мельина хлестнул, словно сыромятный кнут.
Он очень, очень хотел жить. И, само собой, боялся смерти.
— Хочу, мой Император! — Голос правителя Мельина хлестнул, словно сыромятный кнут. Марий вздрогнул, съёжился и опустил глаза.
— Хочу, мой Император…
— Тогда вот тебе выбор: ты поступишь ко мне на службу. И станешь служить мне верой и правдой. Потому что дашь слово. Тогда я сохраню тебе титул баронета, твои мать и сестры останутся в живых. Или ты гордо откажешься принимать приказы «тирана и узурпатора»… — как ты там меня поименовал?.. — и увидишь своими глазами, как умирает семья. Вся. И ради тебя я изменю ритуал. Ты умрёшь последним. Сразу за твоим родителем.
Парнишка жалко и обречённо взглянул на отца. Барон?мятежник трясся всем телом, не в силах вымолвить ни звука.
— Я… я согласен, мой Император… — выдавил наконец мальчик.
— Хорошо. Тогда умрёт только твой отец. Он — мятежник, он противился моим войскам с оружием в руках, он отдавал приказы своим дружинникам. Но — благодаря тому, что вырастил достойного сына, — смерть придёт к нему быстро и без мучений. Я заменяю все перечисленные ранее муки простым отсечением головы. Более того, ты, Марий, станешь новым бароном Аастер. Твои мать и сестры смогут вернуться домой. Разумеется, замок будет занят моим гарнизоном. На всякий случай. Но перед лицом стоящих тут людей благородной крови я торжественно обещаю тебе — ни твоя мать, ни сестры не претерпят никаких утеснений и не будут поражены в правах. До тех пор, пока ты станешь мне верно служить. Справедливо ли моё слово, господа бароны? — повернулся Император к нобилям. — Справедливо ли моё слово, господа консулы и легаты? — Взгляд в сторону командиров легионов и отличившихся начальников когорт.
Ответом стал слитный и дружный гул голосов.
— Быть по сему, — закончил Император. — Разумеется, тело барона Аастера будет погребено немедля после усекновения головы, согласно обычаю и закону Империи, на месте свершения казни. Прими свою судьбу, барон Грациан… прими и благодари сына. Он даровал тебе честную смерть.
— Благодарю моего Императора… — выдавил старый Аастер. — Благодарю и прошу… не оставить моей семьи. Марий! Служи верно. Император Мельина… честен и благороден. Ошибкой было выступать против него. Я… ошибся. И я… заплачу.
— Открытые и мужественные слова, барон. Жалею, что ты встал на сторону моих врагов, но и простить тебя не могу. Надеюсь, — ещё один выразительный взгляд в сторону нобилей, — люди благородной крови сделают всё, чтобы их… родственники, ещё сохраняющие верность Конгрегации, узнали бы об этом. И надеюсь, что это поможет их раскаянию.
…Казнь свершалась по всем правилам. Дочек барона увели, его рыдающая жена, поминутно норовя завалиться, стояла рядом с Марием, поддерживаемая тремя служанками. Юный барон был бледен, кусал губы и хлюпал носом, но держался молодцом.
…Старого барона Аастера не унижали ломанием меча и разрыванием герба. Когда его вывели к плахе, палач, как и положено, осведомился о последнем желании осуждённого. Грациан попросил кубок вина. Домашний священник Аастеров уже прочёл все потребные молитвы. Барон низко поклонился Императору, бросил последний взгляд на жену с сыном и сам лёг на плаху.