Не прерывая пения, жрец медленно нагнулся, осторожно коснулся остриём кинжала всех пяти пальцев белой перчатки.
И всякий раз Император невольно вздрагивал — его пронзало резкой, колющей болью, словно стальное лезвие кромсало его собственную плоть.
Перчатка задрожала. Воздух над ней — тоже, словно она в единый миг раскалилась, подобно стальному листу, покрывающему зев печи. В этой дрожи Императору вдруг почудились изломанные очертания какой?то гротескной фигуры — тело вроде бы человеческое, а ноги выгнуты по?козлиному.
В тот же миг посланец Нерга широко размахнулся и с диким воплем, достойным самого кровожадного пиратского вожака, всадил жертвенный нож в горло аколиту Слаша. Тот задёргался, забулькал — удар нанесли так, чтобы жертва не умерла сразу.
Агония продлилась недолго — забрызганный кровью жрец продолжал наносить удары, без разбору тыкая в грудь и живот связанного, корчащегося пленника.
Многие отвернулись. Правда, ни один из них не был Вольным.
Нергианец завершил экзекуцию широким, наотмашь, взмахом, рассекшим умиравшему грудину. Сунув руку в зияющую рану, бесцветный чародей выпрямился, сжимая в окровавленном кулаке ещё трепещущее сердце, которое тотчас и швырнул в белую перчатку. Вернее, к самым её пальцам; и у Императора зашлось его собственное сердце, когда он увидел, что белые костяные пальцы перчатки сами по себе сомкнулись на куске окровавленного мяса.
Дальнейшее он помнил плохо. Врезалось в память лишь чудовищное шествие миллионов, миллиардов пугающе одинаковых козлоногих существ, маршировавших по тёмной равнине с неразличимым пейзажем. Потом мелькнули парящие в небе три крылатые тени, очень похожие на те, что были замечены в небесах Мельина той страшной зимой, когда гномьи рати шли на столицу, а все ожидали неминуемого прихода Спасителя и конца света.
А затем пошла и вовсе какая?то ерунда: Император видел белую тень, ту самую, что утащила Тайде, видел их последнюю схватку в ином мире, в мире Эвиала, видел шесть мрачных фигур, молча наблюдавших за поединком, видел какие?то зелёные вихри, мечущиеся вокруг тёмной шестёрки, видел и странную пару — исполинского орла и не уступавшего ему золотистого дракона, летевших рядом среди бесчисленных звёзд. Потом вновь появились человеческие фигуры, за плечами одной вился, словно под ветром, длинный алый плащ. И все они в упор смотрели на него, Императора. Он словно должен был принять какое?то решение — сегодня, сейчас, немедленно.
Но прежде, чем он успел хотя бы подумать, что же это может быть за решение, перед его мысленным взором появилась ещё одна фигура: высокая и тонкая, острые эльфийские уши вызывающе торчали сквозь льющиеся мягкие волосы; этот эльф был где?то рядом и тоже наблюдал за Императором.
Душа правителя Мельина расставалась с телом, воспаряя высоко над туманами бренного мира. Он смотрел — и он видел.
Видел весь континент, от одного океана до другого, видел диковинный замок на самом гребне Восточных гор и странным образом был уверен, что это — обитель сгинувшего Хозяина Смертного Ливня. Видел заброшенные было башни Радуги, но видел и другое — копошащихся, словно муравьи, тех, кто поклонялся Тьме. Вернее, не Тьме, но её злобной имперсонации, подделке, рядящейся в благородные чёрные одежды.
И ещё Император видел Разлом. Видел, как по нему поднимаются неисчислимые рати, хотя не мог разглядеть ни одного солдата в их рядах. Соединившая миры зловещая пуповина пульсировала, проталкивая в Мельин полк за полком: и что?то вновь напомнило Императору о белой тени.
…Их заговор был разветвлён и сложен. Он охватывал множество миров, и Мельин с его правителем был лишь одним из них. Белая тень унесла Тайде в Эвиал, Император последовал за ним, но страшный талисман — белая перчатка — не сработал так, как замыслил странный, противоестественный союз тех, кто был наделён силой, и тех, чьей силой было всеобщее развоплощение.
Всё это в единый миг пронеслось перед Императором, смутные образы, которые он с трудом понимал, большей частью просто угадывая.
Но вот надмировая мгла уступила место чёрным нагим стволам, курчавящимся ещё выше зелёным кронам — в Мельине уже наступило тёплое время, — остывающему телу на запачканной кровью шкуре и угасающему костру. Белая перчатка лежала рядом с истерзанным трупом, чистая, ни единого пятнышка. Сам же Император чувствовал жуткую слабость во всём теле, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой; однако, скосив глаза, он увидел чистые бинты на левой руке. Такие же чистые, какими они были до жуткого ритуала. Похоже, что маги Нерга на самом деле смогли приостановить кровотечение.
Совершавший жертвоприношение посланник попытался было пробиться к Императору — Вольные молча сомкнули ряды, сверкнула сталь, и чародей поспешно ретировался.
Да, им удалось, пришлось признать Императору, когда его носилки принесли обратно в шатёр и медикус под надзором мрачно поджимавшей губы Сежес осторожно размотал бинты. Рука по?прежнему выглядела чудовищно, сделавшись сейчас сине?чёрной, из?под разорванной кожи торчали пересохшие сжавшиеся вены, каким?то образом отделившиеся от плоти, сквозь которую несли кровь. Но, как бы жутко ни выглядело это всё, самое главное — кровь перестала сочиться сквозь поры.