С него сняли наручники, повязку с глаз, и он увидел, что
находится в небольшой, скудно обставленной комнате. Николаса заинтересовало
в этом помещении только одно — светлосерый квадрат окна. Бросился к нему,
как к лучшему другу.
Какое счастье! Высокий этаж. Очень высокий.
Вид на новостройки, вдали трубы теплоэлектростанции, тусклые рассветные
сумерки.
Какой-то спальный район. Черт с ним. Главное, что далеко до земли, а
ускорение падения составляет 981 сантиметр за секунду в квадрате.
«Умереть, уснуть и видеть сны, быть может», бормотал отчаявшийся
Николас, высматривая шпингалет. Не высмотрел.
Окно было глухое, не открывающееся. Он злобно ударил кулаком по стеклу,
и оно не задребезжало, даже не дрогнуло. Тогда-то Фандорин и понял, что его
власти над собственной экзистенцией настал совершенный и безусловный конец.
Сел на кровать, закрыл ладонями лицо. Хотелось зарыдать, но не
получалось — разучился плакать за годы взрослой жизни.
Где Мира? Перед тем, как завязали глаза, он видел, как ее сажают в
другую машину. Может быть, девочка здесь, где-нибудь в соседней комнате?
Он вскочил, постучал в одну стену, в другую. Никакого ответа. Ее там
нет? Или не хочет общаться с предателем?
В течение следующего получаса Николас существовал примерно в таком
режиме: посидит на кровати, мыча от ненависти и отвращения к себе; потом
кинется стучать в одну стену, в другую; снова возвращается к кровати.
Была еще запертая дверь, но к ней он не подходил. Когда понадобится,
сама откроется.
Так оно и произошло.
Дверь открылась. В проеме стоял старый знакомый, которого Николас
окрестил Утконосом. Рожа, как всегда, тупая, бесстрастная. Не произнес ни
слова, только рукой поманил — зовут, мол.
Из комнаты Фандорин попал в квадратную ‘прихожую, быстро огляделся.
Стандартная трехкомнатная квартирка. Перед одной из закрытых дверей, в
кресле, сидит другой знакомец, Макс. Николасу кивнул и даже слегка
улыбнулся, причем, кажется, без издевки. Должно быть, в той комнате Мира.
Стук слышала, отвечать не пожелала. Неудивительно…
Утконос подтолкнул пленника в другую сторону.
Через холл, мимо ванной и туалета, он шел по коридору к светящейся за
матовым стеклом кухне. Оттуда донесся мужской голос, потом засмеялась
женщина.
Заказчик и исполнительница праздновали успех операции. Угощения,
правда, не было, только бутылка арманьяка и один стакан, перед Ястыковым.
Жанна помахивала сложенной вдвое тысячерублевкой. Что-то маловато для
гонорара за такую виртуозную работу, мрачно подумал Фандорин.
— А вот и наш герой! — приветствовала его Жанна. — Садитесь, Николай
Александрович. Будьте, как дома.
Будьте, как дома.
И так ей понравилась эта незамысловатая шутка, что триумфаторша вся
зашлась от хохота. Достала из кармана круглую серебряную коробочку, сыпанула
на купюру розового порошка, поводила по нему пальцем. Потом, запрокинув
голову, вдохнула.
— Полегче, лапуля, полегче, — улыбаясь, сказал Олег Станиславович. — Я
знаю, ты девочка крепкая, но уж больно частишь.
— Я свою норму знаю, — ответила Жанна, изображая алкаша, у которого
заплетается язык, а глаза норовят сфокусироваться на кончике носа. И снова
впала в приступ веселья.
— Не торчите, как произведение скульптора Церетели. Сядьте, — приказал
Ястыков. — Потолкуем о деле. Жанночка свою работу практически закончила, и
самым блестящим образом, а вот нам с вами, Фандорин, расслабляться пока
рано. Что вам про меня известно?
— Что вы гад и обманщик, — угрюмо ответил Ника, чувствуя, что достиг
состояния, когда сдерживающий механизм страха и самосохранения уже не
работает и хочется только одного: чтобы все побыстрее закончилось.
— А, вы про этого придурка. Кстати, Жанночка, ты мне так и не выяснила,
где он научился взрывному делу. Что если у него все-таки был сообщник?
Она уверенно ответила:
— Не было. Я проверила все контакты, все знакомства. Совершенно
отчетливый псих-одиночка. Что касается взрывчатки, то в 86-м он делал серию
репортажей о наших саперах в Афганистане. Тогда и мог нахвататься, больше
негде. Дело-то, между нами говоря, нехитрое — прилепить пластида, да на
кнопочку нажать. Расслабься, Олежек, не тревожь свою хорошенькую головку.
Подождав, пока накокаиненная женщина-вамп отхихикается, Ястыков
продолжил:
— Ну, псих так псих. Но благодаря ему Жанна вышла на вас. Вы, Фандорин,
помогли мне получить стратегическое преимущество. Остальное — вопрос
техники. Однако и здесь важно не напортачить. — Он вдруг подмигнул Николасу
и заговорщически шепнул. — Знаете, почему вы до сих пор живы?
— Нет, — ответил Фандорин, нисколько не удивившись смене тона. —
Почему?
Ястыков отхлебнул из стакана, пополоскал рот, проглотил. Глаза у него
блестели почти так же ярко, как у Жанны. Похоже, стратег успел порядком
набраться.
— Потому что еще не исчерпали свою полезность. — Он со значением поднял
палец. — Завтра, то есть уже сегодня, состоятся переговоры. Тема, как вы
понимаете, деликатная, поэтому прямой контакт исключается. Понадобится
посредник, и вы на эту роль идеально подходите. Куцьый вам доверяет, а мы…
мы держим вас за причинное место. Ведь причина вашего с нами сотрудничества
— отцовское чувство, так?
— Каламбур, — прыснула Жанна. — Чем породил, тем и угодил — в
мышеловку. Про Эрастика с Ангелиночкой-то помните? А, баронет вы наш
прекрасный?
Николас вздрогнул.