— Бежим! — Данила подхватил Митридата на руки. — Милицейские у Мирона
дюжие, шутить не станут.
Понесся огромными скачками по льду, потом через парк.
Сзади слышались крики Любавина:
— Вон там они, вон там! Догнать, схватить, кляпы в рот, обоим!
Ах, как быстро бежал Фондорин — у Мити только ветер в ушах свистел.
Откуда у старого человека столько силы?
Перед оградой Данила остановился. Митю просунул между прутьев, сам
ухватился за острия копий, подтянулся, спрыгнул вниз.
Долго бежали через снежное поле. Хорошо наст был крепкий, держал. И еще
выручила невесть откуда налетевшая метель — подпустила по белому белых
завитушек, подхватила беглецов, прикрыла кружевной занавеской.
На опушке леса Фондорин упал в сугроб, привалился к сосне. Перевел дух.
Митю прижимал к себе, чтоб не замерз.
— Ах, горе, ах, беда, — сокрушался Данила. — Один на всю Россию нашелся
толковый эконом, крестьянам благодетель, и тот ума лишился. Ты, Дмитрий, на
него зла не держи, это не он тебя убить хотел, а его болезнь. Я после
непременно к Мирону наведаюсь и вылечу его. Он — живая душа, пускай даже и
нездоровая. Ничего, лучше хворая душа, чем когда у человека вовсе нет ни
души, ни совести. Это уже не излечишь. Жить без совести всего на свете
хуже…
Глава семнадцатая. КРОТКАЯ
— …А лучше всего то, что эта курица Инга прямо души в тебе не чает.
«Сэр Николас то, сэр Николас се, девочку просто не узнать». Браво, Ника,
браво.
Жанна насмешливо похлопала Фандорина по щеке — он отшатнулся.
Они стояли на лестнице вдвоем. Хозяйка ушла на кухню проверить, скоро
ли будет готово горячее, попросила Николаса сопроводить «Жанночку» в салон.
Вот он и сопровождал, на еле гнущихся ногах.
— Хорошо, что я тебя тогда не размазала по шоссе, — проворковала
истинная Никина работодательница, беря его под руку. — Я чувствовала, что
время на тебя потрачено не напрасно, у меня интуиция. — Женственно прислонив
голову к его плечу, перешла на шепот. — Сегодня ночью ты сможешь выплатить
свой долг. И все, свободен.
— Что именно я должен сделать? — хрипло спросил он.
Это были его первые слова с того момента, как он ее увидел. Когда Инга
Сергеевна их знакомила («сэр Николас, Мирочкин гунернер — Жанночка
Богомолова, подруга нашего старинного приятеля»), он только сумел
заторможенно кивнуть и вяло ответить на рукопожатие. Рука у Жанны была
крепкая, горячая; у него — мокрая от холодного пота.
— Помочь моему клиенту получить то, что он хочет, — ответила она.
Подвела спутника к окну, отдернула штору. Мир за ярко освещенным двором
и подсвеченной верхушкой внешней стены был черен, и от этого усадьба
напоминала большую орбитальную станцию, летящую сквозь космические просторы.
— Ваш клиент — Олег Станиславович Ястыков?
— Какой ты у меня умный, какой сообразительный, ну прямо магистр.
Она хотела снова потрепать его по щеке, но теперь Николас успел
отстраниться. Жанна рассмеялась — она вообще пребывала в отличном
расположении духа.
— Что они не поделили?
— Ну, на этот вопрос я могла бы и не отвечать, — протянула Жанна,
лукаво поблескивая зелеными, египетского разреза глазами. — Но так и быть,
отвечу, потому что ты, Ника, у меня паинька и отличник. История, в общем,
обыкновенная. Куцему и Олежеку захотелось скушать одну и ту же нняку.
— Что скушать?
— Нняку, — весело повторила она. — Скушать нняку и сделать бяку.
Старому другу. Куцый с Олежеком такие старые друзья, что просто люди столько
не живут, сколько они дружат. У меня бы такой дружок точно на свете не
зажился. Куцый на нняку уже лапу положил, отдавать не хочет. А моему клиенту
обидно, вот он меня на помощь и позвал, чтобы я ему в этом помогла. И я
помогу, с твоей помощью. Куцый, конечно, дядька бронебойный, не то что ты,
но и у него имеется хрупкое местечко. Что характерно — точно такое же, как у
тебя. Этакая маленькая точка, как, знаешь, в закаленном стекле: если в нее
попасть, пуленепробиваемое стекло рассыпается вдребезги. Точка под названием
«дочка».
Снова засмеялась — так ей нравилось собственное остроумие.
— Вы говорите про Миранду? — похолодев, спросил Фандорин.
— А ты знаешь у железного доктора другую болевую точку? — деловито
сдвинула брови Жанна. — Подскажи. Ах, ты, должно быть, про горячо обожаемую
супругу…
Ничего подобного Николас в виду не имел и ужаснулся самому
предположению.
Но специалистка по болевым точкам пренебрежительно скривилась.
— Инга не подходит. Куцый когда-то обожал ее, но это в прошлом. По
имеющейся у меня информации, старушка ему поднадоела. Он завел себе на
стороне цыпулю, но и та для наших целей тоже не функциональна. Не тянет на
болевую точку.
— Какая же Инга старушка? — удивился Фандорин и прикусил язык:
получалось, что он все-таки лоббирует госпожу Куценко на роль жертвы.
— Да ей столько же лет, сколько Олежеку и Куцему. Они
ровесники-ровесники, девчонки и мальчишки. Одни пели песенки, одни читали
книжки. Короче, одноклассники. Что, непохоже? Так ведь Куцый у нас — великий
и ужасный Гудвин, Волшебник Изумрудного Города. Что же он, по-твоему, для
других старается, а свою женушку забудет? Вон какую куколку вылепил. Только,
похоже, надоело ему собственный продукт обожать. Нет, Ника, жена не годится.
Нужна дочурка. Вот на ком у Куцего точно крыша съехала.
— Пожалуйста, не называйте меня Никой, — болезненно морщась, попросил
он.