Может, чуть меньше. Так
увлекся этой идеей! Знаете, он, когда ему западет что-нибудь в голову,
становится просто как бульдозер — движется только прямо и все сметает на
своем пути. Но с комбинатом получилось иначе. — Инга всхлипнула. — В августе
нашлась Мирочка, и Мирата стало просто не узнать. Он помягчел, стал чаще
бывать дома. Даже на телевидение с ней, бедняжкой, ходил.
И хозяйка горько заплакала, уже не следя за сохранностью ресниц.
Николас же замер на месте, осененный новым озарением, и тихо-тихо
спросил:
— Скажите, а он вам раньше говорил, что ищет дочь?
— Нет. Он иногда бывает такой дурачок, только я это знаю. Боялся, что я
буду на него сердиться. За что? За грехи молодости? Да и какие это грехи…
То есть о существовании Миранды вы узнали лишь в августе?
— Да, в самом конце.
Ай да Куценко!
К тому времени Мирату Виленовичу, надо думать, доложили, что убрать
осторожного Ястыкова, опекаемого Жанной, будет непросто, и он разработал
этюд поизящней.
Подыскал девочку ангельской внешности, чтоб хорошо смотрелась на
телеэкране и на страницах таблоидов. Добросовестно разыграл роль счастливого
отца. Безошибочный сюжет, воплощенная масс-медиальная мечта! Маленькая
Золушка, добрая фея, богатые тоже плачут — и все, как говорится, в одном
флаконе. Можно не сомневаться, что у них с Игорьком уже заготовлен целый
пиаровский букет по поводу похищения и убийства бедной сиротки.
Зная повадки своего оппонента, Мират Виленович сам приготовил ему
подставку — Taкую, мимо которой пройти было невозможно. А любимую супругу на
всякий случай подстраховал — завел «цыпулю» на стороне, чтоб имитировать
свое к жене охлаждение.
Не человек, а шахматный компьютер. — Вам нехорошо? — испуганно
уставилась на него Инга. — У вас такое странное лицо.
Это у вас, госпожа Куценко, лицо странное, подумал Фандорин. Прежнее,
со школьной фотографии, было не таким красивым, но куда как лучше этой
кукольной мордашки.
И в эту секунду магистру истории было третье озарение, самое жуткое из
всех.
x x x
Выйдя из ворот усадьбы, он молча положил в багажник «волги» дешевый
чемоданчик с яркими наклейками.
В машине играла музыка. Мира сидела, забившись в угол, во все глаза
смотрела на Николаса.
— Что, просто отдали вещи, и все? — спросила она со страхом в голосе.
— Поехали, — велел он шоферу и отвернулся, потому что не хватало
мужества смотреть ей в лицо. — …Там одна Инга. Отдала — даже не спросила,
зачем мне твои вещи. Сказала, Мирату будет тяжело их видеть… Она думает,
тебя убили.
«На ковре-вертолете мимо ра-ду-ги мы летим, а вы ползете, чудак» вы,
дудаки!» — » пело радио.
.. Она думает,
тебя убили.
«На ковре-вертолете мимо ра-ду-ги мы летим, а вы ползете, чудак» вы,
дудаки!» — » пело радио. Хорошо, что громко — водителю слышать разговор было
ни к чему.
— А… он? Он где?
— Уехал на химкомбинат, — кашлянув, ответил Фандорин.
И наступило молчание. Минут, наверное, через пять Миранда произнесла
неестественно спокойным тоном, словно пытаясь уяснить условия задачки:
— Значит, так. Сначала у меня никого не было. Потом у меня появился
отец. Потом оказалось, что мой отец — гнойный урод, который променял свою
дочь на гребаный химкомбинат.
— «Гребаный» — скверное слово, еще хуже, чем простой мат, — сказал
Николас, потому что еще не решил, нужно ли говорить девочке правду.
Осторожно посмотрел на нее, увидел воспаленно блестящие сухие глаза.
Понял, что нужно.
— Он безусловно урод, но все же не до такой степени, чтоб променять
собственную дочь на контрольный пакет акций. Куценко тебе не отец.
— А кто? — все тем же безразличным голосом поинтересовалась она.
— Он… шахматист, вот он кто. И, подсев к воспитаннице поближе,
Фандорин объяснил ей смысл разработанного Миратом Виленовичем ферзевого
гамбита, в котором Мире отводилась роль жертвенной пешки.
Удивительно, но зловещий рассказ подействовал на пешку живительным
образом. Помертвевшее лицо девочки сначала обрело нормальный цвет, потом
порозовело, а под конец запламенело яркими пятнами. Брови сдвинулись, ясный
лоб нахмурился, а глаза смотрели уже совсем не жалобно.
— Ах, вот он со мной как! Ну, гад! — воскликнула она, сжав кулачки.
— И обманщик, — криво усмехнулся Фандорин. — Только, знаешь, с тобой он
еще поступил не самым худшим образом. Ты знаешь историю про то, как он
добился Ингиной любви?
— Да, она мне рассказывала. Мы сидели вечером вдвоем, она выпила и
рассказала. Объясняла мне, что такое большая любовь.
Николас передернулся:
— На мой вкус, чересчур большая. Я уверен, что и это была шахматная
партия. Гарде королеве. Ему мало было… ну, вступить с ней в отношения.
Похоже, она, действительно, была мечтой всей его жизни, но он хотел владеть
не только ее телом, но и душой. Очень трудно, почти невозможно заставить,
чтоб тебя полюбили. Но Куценко волшебник, он сумел. Сначала, правда,
пришлось королеву немножко изуродовать, но потом он это поправил, руки-то у
него золотые. А что яичники вырезал, так это чтоб она только его. одного
любила, на детей не рассеивалась. Конечно, доказательств нет, но я уверен,
что вся история со смертельной болезнью — выдумка. Сам, в собственной
клинике, сделал анализы, сам поставил диагноз, сам оперировал. Просто
чемпион мира по шахматам!
Девочка слушала с раскрытым ртом.