Кому
предназначено, услышит, а чужим незачем. С некоторых пор Ника научился
разбирать эти приглушенные речи. А потом, лиха беда начало, приспособился и
видеть такое, что открывается немногим. Например, контуры прежних зданий,
проступающие сквозь стены новых построек. Парящие над землей разрушенные
церкви. Гробы позабытых кладбищ под многолюдными площадями. Даже людей,
которые жили здесь прежде. Толпы из разных московских времен скользили по
улицам, не пересекаясь и не замечая друг друга. Иногда Фандорин
останавливался посреди тротуара как вкопанный, залюбовавшись какой-нибудь
незнакомкой в пышной шляпке с вуалью. На долговязого растяпу налетали сзади,
обзывали сердитым словом (и поделом обзывали). Опомнившись, Николас виновато
улыбался и шел дальше, но все оглядывался, оглядывался — не вынырнет ли
снова у витрины «Седьмого континента» силуэт из столетнего далека.
Как-то раз, сдуру, попробовал рассказать про другую Москву жене. Та
встревожилась, потащила к психиатру — еле отбился. Что ж, если это было и
сумасшествие, Нике оно нравилось, излечиваться он не хотел. Во всяком
случае, он псих тихий и никому не докучающий, не то что сегодняшний господин
Кузнецов. «Суд удаляется на совещание». Каково? Ладно, а сам-то, сам:
президент фирмы добрых советов, подверженный галлюцинациям и тратящий уйму
времени на никому не нужные игрушки.
За этим дурацким занятием не заметил, как день пролетел. С загадкой для
сержанта в конце концов все устроилось. Придумался такой фокус — пальчики
оближешь или, как выражается Валя, абсолютный супер-пупер.
Секретарь разок заглянул в кабинет, наверное, хотел что-то спросить, но
Николас замахал на него: уйди, уйди, не до тебя — перед Данилой никак не
желала открываться дверь в Бриллиантовую комнату. То и дело звонил телефон,
но, судя по тому, что Валя обходился сам, ничего важного. Говорить пришлось
всего однажды, с женой.
— Пожар, — сказала Алтын, как всегда, без вступлений и нежных словечек,
даже без «здравствуй». — Из Питера позвонили. Там «Возня» горит. Заболел
председатель секции по растленке. Нужно выручить. Я из редакции в аэропорт.
Забери зверят из сада. Вернусь через три дня. Ты в порядке?
— Да, но…
— Не скучай.
И повесила трубку. Жена у Николаса была ужасно невоспитанная. Он давно
к этому привык и не обижался, только иногда, в философические минуты, диву
давался — что за диковинную пару они собой представляют: двухметровый
рефлексирующий мямля, воспитанный в вест-эндской частной школе, и маленькая,
задиристая пантера из бескудниковских джунглей. Налицо несхожесть вкусов,
противоположность темпераментов, даже внутренние хронометры у них настроены
по-разному — Алтын живет по секундной стрелке, а он ведет отсчет времени на
века. Почему молодая, стильная, победительная женщина до сих пор не послала
«баронета хренова» (как выражалась Алтын в сердитые минуты, и это еще в
лучшем случае) к королеве-матери (еще одно выражение из ее динамичного
лексикона), для Фандорина было загадкой, чудом из чудес.
Однако спасибо за
то, что на свете есть чудеса, и не стоит подвергать их химическому анализу.
Полное название «секции по растленке» было такое: Секция по борьбе с
растлением несовершеннолетних при Всероссийском Обществе Защиты
Нравственности Юношества (в просторечии «Возня»), одним из учредителей и
спонсоров которого являлась газета «Эросс». К этим общественным обязанностям
Алтын относилась не менее серьезно, чем к редакционным, и никакого
противоречия между обеими сферами своей деятельности не видела. На ехидные
Никины замечания отвечала: полноценная сексуальная жизнь нравственности не
помеха, а если ты, дожив до сорока лет, этого еще не понял… — и дальше
начинались оскорбления.
Забрать из детского сада детей? Однако Николас обещал, что съездит с
Валей Гленом в Мюзик-холл. Валя давно занимался современным танцем, но
исключительно для собственного удовольствия, а тут вдруг решил попробовать
свои силы на профессиональной сцене. В Мюзик-холле шел открытый кастинг для
нового супер-продакшна «Пиковый валет», и человек будущего очень нервничал,
просил оказать моральную поддержку. Должно быть, затем и в кабинет
заглядывал — проверить, не забыл ли шеф про у обещание.
Сейчас четверть седьмого. В саду детей держат до восьми, самое позднее
до половины девятого. Значит, нужно было торопиться.
Фандорин вышел в приемную.
Глен стоял у окна, выходившего во двор, и что-то сосредоточенно
разглядывал. По стеклу плыли неземные красно-синие отсветы.
Заинтересовавшись их происхождением, Николас присоединился к своему
помощнику.
Колодец двора, расписанный домоуправлением в цвета лунного кратера,
смотрелся жутковато, но красиво. Окна сияли, как планеты, а внизу стоял
луноход — милицейский автомобиль, гонявший по стенам красные и синие блики.
Какие-то люди водили по земле кружками яркого света, и на мгновение из
полумрака выхватился нарисованный мелом контур человеческой фигуры.
— Что там такое? — спросил Фандорин.
— Улет, старфлайт, — мечтательно протянул Валя.
— Какой улет?
— Полный. Мужик какой-то взял и улетел. Абсолютно. Послал всех на
факофф и улетел. Наверно, вмазал «белого» или стэмпов нализался — от них
тоже крылья вырастают.
— Кто-то выкинулся из окна? — спросил дрогнувшим голосом Ника. — Только
что? Живешь обычной, счастливой жизнью, расстраиваешься или радуешься из-за
пустяков, а в это время совсем рядом кто-то задыхается от нестерпимой боли
или невыносимого одиночества и выносит сам себе смертный приговор…
— Не, давно уже. Часа три. Сначала альтефрау дворовые заголосили, потом
приехали флики. Я хотел вам сказать, а вы меня по бэксайду веником.