И все же не
сдержался. Сердито сказал:
— Пойди, пойди, растрясись. А когда из тебя дурь выйдет, потолкуем
всерьез.
Но Вале сейчас все было нипочем. Видимо, уже оторвавшись от земной
поверхности, она крикнула бредовую фразу:
— Фитилек-то прикрути, коптит!
И, пританцовывая, двинулась в направлении дансинга.
Ника остался один.
Тянул через соломинку слабоалкогольный коктейль «текила-санрайз»,
неспешно разглядывал беззаботных обитателей третьего тысячелетия
христианской эры и размышлял о том, как изменились Москва и москвичи с тех
пор, как он впервые приехал в этот город. Всего-то шесть лет прошло, а город
не узнать. Вне всякого сомнения Москва — существо женского пола. У нее
ослаблено чувство времени, поэтому в отличие от городов-мужчин она
равнодушна к прошлому и живет исключительно настоящим. Вчерашние герои и
вчерашние памятники для нее мало что значат — Москва без сожаления
расстается с ними, у нее короткая память и несентиментальное сердце. Это у
мужчины сердцебиение и слезы умиления на глазах, когда он встречает
возлюбленную прежних лет. Женщине, во всяком случае большинству из них,
такая встреча неинтересна и даже неприятна, поскольку никак не связана с ее
нынешними проблемами и сегодняшней жизнью. Вот и Москва точь-в-точь такая
же, обижаться на нее за это бессмысленно. Как поется в одной хорошей песне,
она как вода, принимающая форму сосуда, в котором находится.
Когда Фандорин увидел ее впервые, она была бедной замарашкой, жадной до
пестрых иностранных наклеек и завистливой на чужое богатство. Но с тех пор
поправила материальное положение, обрела исконную дебелость и вернулась в
свое природное амплуа. Больше всего Москва напоминала Николасу любимый
чеховский типаж: красивую, но чуть перезрелую барыньку, немного циничную и
пресыщенную, не слишком счастливую в любви, все на свете перевидавшую, но
все еще жадную до жизни. Днем эта Аркадина-Раневская-Войницева хандрит,
ходит в затрапезе, но к вечеру, как соберутся гости, припудрится,
расфуфырится, нацепит бриллиантовое колье из огней, подвесит серьги из
прожекторов и превратится в такую светскую львицу, что ослепнуть можно.
— Эй вы, stranger in the night{Странник в ночи (англ.)}, — раздался
вдруг певучий женский голос. — Что, тяжелая оказия быть взрослой дочери
отцом?
Николас обернулся и увидел, что за соседним столиком, который еще
недавно был пуст, сидит женщина. Лицо в полумраке было видно неотчетливо, но
в том, что это красавица, сомнений быть не могло — так уверенно звучал
голос, так лениво светились глаза, так победительно блеснула сквозь
сигаретный дым влажная полоска зубов.
В первый момент показалось, что это
материализовалась сама Москва, сотканная его собственной фантазией, тем
более что на шее у незнакомки посверкивало ожерелье, а в ухе безошибочным
радужным сполохом вспыхнул бриллиант. И лишь потом до Николаса дошел смысл
странного вопроса: это она про Валю. Решила, что он пришел в клуб с дочерью.
Неужели разница в возрасте так бросается в глаза? Хотя, собственно, что ж
удивляться. Сколько Вале? Двадцать два, двадцать три. Женщина негромко
рассмеялась.
— Что, задело за живое? Ладно, пошутила. Какой отец станет водить
дочурку в этот вертеп? Разве что кровосмеситель какой-нибудь. Но вы не
похожи на кровосмесителя.
У незнакомки была стильная прическа — черные волосы лежали на щеках
двумя загнутыми клиньями. Под скулами — впадинки, как сиреневые тени. Или
как омуты, подумал вдруг Фандорин. Еще подумал:
«Незнакомка» и есть. Дыша духами и туманами.
— А на кого я похож? — спросил он, невольно поддаваясь ее тону, своему
бесшабашному настроению и колдовству мгновения.
Она чуть повернула стул, чтобы лучше его видеть, но осталась сидеть за
своим столиком. Немного помолчав, сказала:
— На мужчину, который выходит из возраста, когда нравятся
неожиданности. И, соответственно, перестает быть мужчиной. А еще… — Огонек
сигареты из бледно-красного стал алым и на секунду осветил ироничный изгиб
тонких губ. — А еще вы похожи на океанский лайнер, ползущий по каналу имени
Москвы.
— Из-за моего роста? — спросил Николас.
— Нет. Из-за того, что в повседневной жизни вы вынуждены прикидываться
речным пароходпшкой, а это не очень у вас получается.
Она меня клеит, дошло вдруг до Фандорина. Раньше в ресторане к женщинам
приставали мужчины. Самые нахальные — улучив момент, когда спутник дамы
отлучится потанцевать. А теперь гендерная революция, роли меняются.
Уверенная в себе хищница вышла на ночную охоту. Заморочит голову пьянящими
речами, подпоит, покатает на машине, а утром скажет: «Ну пока, золотце. Я
тебе позвоню».
— Чему вы улыбаетесь? — Незнакомка снова затянулась. — Слишком грубо
работаю?
— Есть немного, — засмеялся он.
— А с мужчинами так и нужно, — хладнокровно заявила она. — Знаете,
бисер перед свиньями. Да и времени у нас немного, того и гляди ваша пионерка
вернется. Неужели вам с ней не скучно? Трахнули малолетку, доказали себе,
что вы еще ого-го, ну и пусть возится в песочнице со своими ровесниками.
Обычная дурочка. Может быть, когда-нибудь станет настоящей женщиной, но еще
не скоро.
— Уверяю вас, Валя не совсем обычная. И даже совсем необычная.
Незнакомка откинулась назад, обхватила себя за локти.
— Она меня не интересует. Слушайте — повторять не буду. Времени на
раздумья тоже не дам.