Все не могла поверить, думала, недостаточно глубоко копаю.
Оказалось, что вы пирожок ни с чем.
Затор остался позади, теперь ничто не мешало слаломщице ехать так, как
ей нравится. Если бы кто-нибудь рассказал Фандорину, что по неказистому
шоссе областного значения можно гнать на двухстах километрах, он нипочем бы
не поверил. Как завороженный, магистр смотрел на бешено разматывающуюся
серую ленту дороги, а в голове стучало: сейчас один ухаб, и все…
— Ну хорошо, теперь вы знаете, что я не представляю для вас опасности,
— сказал он, сглотнув. — Зачем же тогда меня похищать? Убили бы, и дело с
концом. Вы ведь все равно меня убьете, за вашего рыжего.
— Что моего мальчика грохнули, это бы еще полдела. Хуже то, что я
впустую потратила на вас столько времени. А один день Моей работы стоит
дороже, чем… — Она запнулась, небрежно взмахнула рукой с сигарой. — Если
из вас вынуть все внутренние органы и продать на пересадку престарелым
нефтяным шейхам, столько не получится.
Метафора была такая сильная, что Николас на секунду оторвал взгляд от
шоссе.
— Грохнуть вас — штука нехитрая, — раздраженно продолжила красавица. —
Вытолкнуть в дверцу, чтоб размазало по асфальту, и дело с концом…
Она сдернула очки, швырнула их под ветровое стекло, и Фандорин впервые
разглядел се лицо.
Он действительно видел эту женщину раньше, и «Незнакомка» Крамского
здесь была ни при чем.
Как он мог не узнать голос? Правда, тогда грохотал «музон», да и
говорила она не зло и отрывисто, а протяжно, с придыханием …
Соблазнительница из «Холестерина», вот кто это был. Так что логика
событий прояснилась.
Сначала эта охотница за черепами попыталась заманить Николаса в ловушку
при помощи женских чар. Когда не удалось — позвонила своим головорезам,
поджидавшим на улице. И у пакгаузов станции Лепешкино, перед тем как погиб
Волков, из подъехавшего джипа тоже вышла она, никаких сомнений.
Тут в голову готовящемуся к смерти магистру пришла отличная идея:
схватиться обеими руками за руль и вывернуть его на себя, чтобы бешено
несущийся автомобиль швырнуло под откос. А там уж пускай Господь решает,
всех ли ездоков забрать к Себе на разбирательство или явить чудо и
кого-нибудь пока оставить.
От этой сумасшедшей мысли страх немного отступил.
— Пожалуй, нет, — задумчиво произнесла Венера. — Грохнуть вас означало
бы списать потраченное время в непродуктивные расходы, а я к этому не
привыкла.
Она посмотрела на Николаса таким долгим, оценивающим взглядом, что он
снова похолодел. Психопатка, а кто будет следить за дорогой, ведь сто
девяносто!
— Будете отрабатывать долг, а там посмотрим. — Даже не повернув головы,
Венера чуть шевельнула рулем — пропустила между колес неширокую, но довольно
глубокую выбоину.
— Даже не повернув головы,
Венера чуть шевельнула рулем — пропустила между колес неширокую, но довольно
глубокую выбоину. — За вами числится следующее. Во-первых, четыре дня моей
работы. Во-вторых, вы застрелили одного из моих помощников. Ну, и в-третьих,
из-за вас скушал пулю капитан из МУРа, а это лишние хлопоты. Общая сумма
выходит серьезная.
— Какая? — встрепенулся Фандорин, обнадеженный переходом на язык
бухгалтерии. — Я небогат, но если мы договоримся о рассрочке…
Жестокая богиня коротко, зло рассмеялась:
— Из-за вас я осрамилась перед заказчиком. Пострадала моя репутация, а
в профессии, которой я занимаюсь, репутация — самое главное. Этот ущерб
деньгами не искупишь. Вы задолжали мне свою жизнь, Ника.
В устах страшной женщины это домашнее обращение прозвучало так дико,
что Фандорин вздрогнул. Она же вдруг заулыбалась, кивнула каким-то своим
мыслям. Пробормотала:
— Так-так-так… Умница девочка. Кажется, у вершительницы Николасовой
судьбы прямо на ходу зарождался какой-то план.
Фандорин нервно заерзал, оглянулся назад — оба пистолеро сидели
неподвижно. Утконос бесстрастно смотрел в окно; второй же, которого Ника
раньше так боялся, по сравнению с безжалостной Венерой показался ему не
столь уж страшным. По крайней мере, в глазах бандита было что-то
человеческое — пожалуй, даже сочувственное. И подумалось: представительницы
прекрасного пола, конечно, в целом лучше мужчин — мягче, добрее,
милосердней, но уж если женщина исчадие ада, то любого злодея за пояс
заткнет.
— Мират ищет гувернантку для своей Золушки, — сказало исчадие ада таким
тоном, будто рассказывало о каких-то общих знакомых.
— Что? — удивился Николас. Она продолжила, не обратив внимания на
вопрос, и стало ясно, что это не приглашение к диалогу, а рассуждение вслух.
— Билингвальный англичанин, да еще настоящий баронет. Инга будет в
восторге. Ни у кого такого гувернера нет, все подруги от зависти полопаются.
От кого бы наводку кинуть, чтоб не догадалась? От агентства, чего уж проще.
Она ведь посылала туда заявку. Элементарно! Решено, Фандорин, вы станете
гувернером.
— Я? Гувернером? — пролепетал он, ожидавший чего угодно, быть может,
даже приказа совершить убийство, но никак не такого мирного задания. — Но
где?
— В семье одного богатенького дяденьки. Будете учить его обожаемую
дочурку английскому языку и изящным манерам. Вы ведь джентльмен? —
засмеялась она.
— А что еще я должен буду там делать? — спросил Николас, пытаясь
уразуметь, в чем здесь подвох.
Улыбка с ее лица не исчезла, но голос стал жестким:
— Все, что скажу. Прикажу — ночью к Мирату в спальню залезешь и зубами
ему глотку перегрызешь.