— Вы в натуре загадка, всякий напугается. Как вы парашютиста-то
раскололи, а? Суток не прошло. И про телохранительницу вашу мне тоже
рассказали. Не быки с бритыми загривками, как у всех, а Никита. Круто!
— Никакая я не загадка. И действовал я в одиночку, — хмуро сказал
Николас, отлично понимая, что милиционер уже нарисовал себе картинку, от
которой так просто не откажется.
— Ага. А чудесная барышня со своим теквондо к вам на помощь с небес
слетела, и туда же потом упорхнула. Может вы, Николай Александрович, шпион?
Нет, правда, чего они вас Англичанином называют?
Фандорин поморщился. Этого еще не хватало! С его-то биографией и
нынешней российской шпиономанией!
— Если б я был шпион или, как вы говорите, «крутой шишкарь», я бы не
обращался за помощью к вам.
Волков обдумал сказанное. Качнул головой с видом принца Датского,
произносящего:
«Есть многое на свете, друг Гораций…»
— Ладно, мое дело теперь сторона. Разбирайтесь с ними сам. Я что? Когда
снова позвонят, пошлю их в столицу Херсонской области. И предупрежу,
конечно: если с гражданином Фандориным случится бяка, МУРу известно, кого
искать. Только хрен они меня послушают. Вас позвал на беседу серьезный
человек. Хорошо позвал, не по-детски. От таких приглашений не отказываются.
А вы отказались. Да еще обидным образом. Теперь он вас еще больше бояться
будет. А серьезные люди бояться и обижаться плохо умеют. У них на такие
заморочки ответ один.
Капитан чиркнул большим пальцем по шее.
— Что же мне д-делать? — воскликнул Ника, заикнувшись от волнения. —
Поверьте, Сергей… Ну хотя бы просто представьте, что я самый обыкновенный
человек, никем и ничем не защищенный! Жил себе обыкновенной жизнью, и вдруг
ни с того ни с сего обрушился какой-то кошмар, какая-то жуткая бредятина!
— Бывает, конечно.
Волков посмотрел на Фандорина скептически, но, кажется, внезапно
разглядел в лице собеседника нечто для себя новое. Глаза капитана
сощурились, в них мелькнула искорка. Может быть, это даже было сочувствие.
— Тогда караул. У тебя что, никакой крыши нет? — спросил
оперуполномоченный, жалостливо морщась. — И разрулить некому?
Ника помотал головой.
— Ну, если не врешь… — Волков пожал плечами. — Исчезни. Вообще
исчезни. Превратись в человека-невидимку. Кино смотрел? Нет? Это про одного
чувака, который…
— Я читал роман. Как это — «исчезни»? У меня семья, работа!
— Какая, блин, семья? Домой и в офис ни ногой. Где обычно бываешь, не
появляйся. Никому не звони. Мобильник свой выкинь. Сейчас я тебя отсюда
выведу и, как говорится, растворись в ночи.
— И… и сколько это будет продолжаться? Милиционер только вздохнул.
— Если плохо спрячешься — недолго. Ладно, запиши номерок. Звать —
Танька. Позвони через денек-другой — только из автомата, понял? Скажешь…
скажешь: из телецентра, мол. Если будет что новое, Танька тебе скажет.
— Жена? — спросил Фандорин, доставая ручку.
— Нет, шалава одна подследственная. Но девка хорошая. Не продаст.
Исчезнуть? Спрятаться? Но как, куда?
x x x
— Имэджин, два дня подряд в мужском — прямо поголубела вся! Сегодня с
утра так ломало, шреклих! День-то ван хандред персент розовый. Смотрюсь
утром в зеркало: май гош, ну нельзя быть красивой такой! Сейчас бы красное
афро, сапожки бисерные (помнишь, такие, с бантиком на щиколотке), шарфик
шелковый, чтоб развевался по ветру, да пройтиcь по Тверской-штрассе — все
мужики бы попадали. А нельзя, ферботен. Что я, дура, что ли, не понимаю?
Твои киднэпперы девушку ищут. Найдут — сделают ей абтрайбунг, без наркоза.
Ужас, до чего надоели бутсы и лысая башка! Как бомж, как бомж! Только здесь,
на даче, релакснулась. Ничего, что я не накрашена?
Валя отвернулась от плиты, на которой доходил до кондиции какой-то
особенный, замысловатый омлет, цапнула со стола зеркальце. Повертела
головой, поправила кудряшки.
— Альпентраум! — вздохнула она. — Парик неудачный — сунула в сумку
первый попавшийся. Про наряд я вообще молчу… Ладно, кантри-хаус есть
кантри-хаус. Будем проще, да?
За два дня, проведенных в убежище, Фандорин так устал от одиночества и
страшных мыслей, что голос Вали казался ему ангельской музыкой. Ассистентка
привезла из Москвы еды и газет, а главное — вывела узника из мерзкого,
выморочного состояния, когда явь путается со сном и непонятно, какой из этих
кошмаров хуже.
Расставшись с капитаном Волковым, Николас все-таки сделал один звонок —
с Центрального телеграфа, Вале. Нужно же было выяснить, добралась ли
беглянка до дому.
Оказалось, что отличным образом добралась. Мало того — выслушав
сбивчивую скороговорку шефа («срочно исчезнуть… не знаю, куда… звонить
нельзя… придумай что-нибудь для Алтын» и прочее), фандоринская помощница
проявила недюжинное присутствие духа. Можно сказать, вытащила из бездны
отчаяния.
— У вас сольди есть? — перебила она начальника. — Сколько?
Ника полез за бумажником.
— Полторы тысячи. И мелочь.
— Генуг. Берите тачку, гоните к нам в кантри-хаус. Помните, вы там были
— на аниверсэре у Мамоны. По Рублевско-Никольскому до сорок третьего
километра, там указатель. В доме сейчас никого, пусто. Я звякну на
проходную, у них дубликат ключей. Сидите там, ждите. Во фридже должна быть
еда. Ну, фромаж там, сосиссоны. Как-нибудь перетопчетесь до моего приезда.