— Тут возни дотемна. Пока в
лесу подходящее дерево сыщешь, пока приспособишь. Каретища вон какая, осина
или береза не пойдет, дубок нужен. Как бы ночевать не пришлось.
— Ничего. — Пикин возвышался над прочими на полголовы. — Я в карете у
печки, а вы костер разожгете. Что встали? Вы двое марш в лес! А ты и ты
приберите здесь. Дохлятину в кювет киньте, снегом забросайте. Потом за
кучером вернитесь. Живой — добейте. Уполз — догоните. И тоже заройте. Марш!
Отдав приказание, гвардеец вернулся к дормезу. Поставил ногу на
ступеньку, сдернул с головы шляпу, поклонился.
— Мадам, кажется, нам предстоит романтическая ночь. Во избежание
двусмысленности, положу меж нами обнаженный меч, как непреклонный Роланд.
И загоготал, невежда. Это надо же Роланда с Тристаном перепутать!
Пятясь по-рачьи, Митя пополз к лесу. За черными кустами, сплошь в
красных капельках ягод, выпрямился и побежал. Одно слово, что побежал — не
очень-то по рыхлому снегу разгонишься.
Кое-как добрался до тропки, тогда стал думать.
Они тут застряли до утра. Значит, Павлину еще можно спасти. Нужно
привести людей — только и всего.
Вопрос: где найти людей?
Точное местонахождение неизвестно. Где-то между Чудовым и Новгородом.
Какое тут ближнее поселение, сколько до него идти и в какую сторону — Бог
весть.
А охотничий домик?
Не так уж далеко от него отъехали. Версту, много две.
Это надо поворотить назад и держаться поближе к дороге, только и всего.
День начинал меркнуть, но до темноты время еще было. «Я спасу вас,
драгоценная Павлина Аникитишна», — сказал Митридат вслух и побежал по узкой
тропинке, очень возможно, что вовсе не человечьей, а звериной. Где-то в той
стороне должна быть вырубка и домик.
По лицу били скорбные зимние ветки, и думы были тоже невеселые. Отчего
злодейству в мире всегда широкая дорога, а добродетели узкая тропа, поросшая
колючим терновником? И еще. Взять вот Павлину, Пашу. К чему такой красавице
ниспослано бремя душевной тонкости, достоинства и свободолюбия? Ведь без
этого груза ее жизнь была бы куда проще и приятнее. Сколько женщин девиц
почли бы за великое счастье домогательства князя Платона Александровича.
Что это за крест такой — благородство, мало того что влекущее человека
к тяжким испытаниям, но к тому же еще оставляемое без всякого воздаяния за
муку и вознаграждаемое за нее лишь несчастьем, или страданием?
Глава девятая. МОСКВА И МОСКВИЧИ
— Столько настрадалась, такие муки из-за него вынесла! — причитала
разобиженная Валя. — Попробовали бы брови выщипывать — кошмар! Обрыдалась
вся! Факинг миракл, что глаза не красные. О вас же заботилась, о вашей
репутасьон. «Холестерин» такое место, кто только не таскается. Не хватало
еще, чтоб подумали, будто вы замутили с трансвестишкой.
Барби-дресс, бровки
в ниточку, попсовый макияж — все ради вас, а вы поперли, как Буш на Талибан.
Подумаешь, на полчаса опоздала. Я ж делом занималась, а не книжку читала!
Нике уже самому было стыдно, что он накинулся на бедную девочку за
опоздание. Она выпорхнула из такси такая счастливая, такая воздушная:
золотистые кудряшки до плеч, платье в оборочку, сетчатые чулочки, на щеке
приклеен китайский иероглиф — ну просто первый бал Наташи Ростовой, никому и
в голову бы не пришло усомниться в половой принадлежности этой инженю. А он
напустился с упреками. Нехорошо это, сексуальный шовинизм. Ведь настоящей
девушке за опоздание он выговаривать бы не стал, верно?
— Ну ладно, ладно, извини, — сказал Николас. — Ты сегодня просто
красавица.
И Валя, не избалованная комплиментами начальника, моментально утешилась
и даже просияла. Развернулась к водителю всем корпусом, похлопала длиннющими
ресницами, поправила фальшивый бюст, оперлась локтем о спинку сиденья.
Страстно проворковала:
— Вот стою я перед вами, простая русская баба.
Такая в ее кругу была мода — к месту и не к месту сыпать цитатами из
допотопных советских фильмов. Что привлекательного находят в замшелых
соцреалистических поделках эти дети солнца, первые подснежники XXI века?
Ведь обычная пропагандистская дребедень. Николас просмотрел пару кассет из
принесенных Валей — «Чапаев», «Веселые ребята», еще вот эту самую, как ее,
откуда про простую женщину, и бросил. Он, выросший под антисоветские
филиппики сэра Александера, никогда не сможет воспринимать искусство эпохи
тоталитаризма как нечто стильное или экзотическое.
— Вон там налево, в сайдлейн, — показала Валя, как бы ненароком кладя
Николасу руку на плечо. — Потом направо, и будет «Холестерин».
— Странное название для ресторана. — Фандорин вертел головой,
высматривая место для парковки — улица была сплошь заставлена дорогими
автомобилями. — Ведь холестерин вреден.
— Зато приятен, — жарко шепнула на ухо чаровница.
Николас строго сказал:
— Так, Валентина. Мы, кажется, раз и навсегда договорились…
— Каин проблем, — отпрянула она. — Понимаю: хороший дом, хорошая жена,
что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость?
Ну уж, голубушка, покачал головой Николас, сорок с маленьким хвостиком
— какая ж это старость?
Напротив сияющей вывески в виде бесшабашного поросенка освободилось
место — тъехала красная «ауди», и Фандорин вознамерился ввинтиться в брешь,
но Валя надула губки:
— Шеф, отъедем подальше, а? Ну как я буду вся такая воздушная, на
глазах у пипла вылезать из этой галошницы? Я вот о вашей репутации забочусь,
а вам на мою наплевать.
Николас безропотно отогнал свою «четверку» за угол. В свое время он
приобрел этот неказистый автомобиль из неофитского патриотизма — хотел
поддержать кампанию «Покупаем отечественное!».