Стоически сносил скверный
нрав железного уродца, лечил его многочисленные хворобы, без конца заменял
отваливающиеся ручки и зеркала, а главное — изо всех сил старался не
завидовать жене, раскатывавшей на слоноподобном «лендровере».
Бескомпромиссный Эраст именовал папино транспортное средство «пылесосом» и
ездить на нем отказывался, зато сентиментальная Геля «четверку» жалела и
ласково называла Мишкой, имея в виду стихотворение «Уронили мишку на пол,
оторвали мишке лапу, все равно его не брошу, потому что он хороший».
Идя по темному переулку к горящему разноцветными огнями клубу, Фандорин
вдруг испытал давно забытое волшебное чувство: предвкушение радости и
праздника — как во времена студенческой юности, когда шел с подружкой
потанцевать или потереться локтями в тесной, насквозь прокуренной
забегаловке. И пускай это было не Сохо, а Дмитровка, пускай рядом стучала
каблучками не настоящая девушка, а не поддающееся ясной дефиниции существо,
все равно ощущение было такое, словно с плеч разом слетело двадцать лет, и.
походка от этого сделалась пружинящей, голова звонкой, а легкие наполнились
веселящим газом.
«Фьюжн», оказывается, подразумевал полную терпимость и братство (а
может быть, сестринство) всех сексуальных ориентации. В клубе «Холестерин»
привечали всех.
Для начала Валя устроила своему кавалеру небольшую экскурсию по залам.
— Здесь гоняют лайв, — орала она на ухо Николасу в темном, битком
набитом зальчике, где выступала хард-рок-группа. — Сегодня жуткий дренаж,
просто анкруайаблъ. Это «Зачем?».
— Что «зачем»? — не понял Фандорин.
— Команда так называется: «Зачем?». Если полностью — «Зачем арапа
своего младая любит Дездемона?» У них солист — блэк из Буркина-Фасо. Сейчас
не видно, они все в черный цвет покрасились.
— Зачем?
— Да, ник дебильный, — кивнула Валя, в свою очередь не поняв вопроса. —
Давайте жать на экзит, пока не стошнило.
В другой комнате, где перед сценой стояли ряды стульев, наоборот, горел
яркий свет. Публика почти сплошь состояла из мужчин, а на подиуме у
микрофона подбоченилась плечистая размалеванная мадам. При более
внимательном рассмотрении мадам оказалась мужчиной в пышном женском платье и
рыжем парике.
— Трансвести-шоу, — объяснила Валя, снисходительно разглядывая эту
карикатуру на прекрасную половину человечества. — Лола, конферансье. Он кул.
Поглядим?
Господин Лола послал публике воздушный поцелуй и визгливым голосом
объявил:
— Куклы мои, как я рада всех вас видеть на нашем междусобойчике! Вы все
такие желанные, такие эротичные, я чудовищно возбуждаюсь, прямо вся обтекаю!
С этими словами он сдернул парик, и стало видно, что по абсолютно
лысому черепу стекают ручейки пота.
Все засмеялись, зааплодировали, а Лола подмигнул двухметровому
Фандорину, сложил толстые губы бантиком и подвигал ими вверх-вниз.
— Обожаю длинных мужчин. Особенно если у них правильно соблюдены все
пропорции.
Снова смех и аплодисменты. Николас ощутил на себе множество
любопытствующих взглядов и поневоле ссутулился. Валя успокаивающе взяла его
под руку, и на сей раз он не отодвинулся — так было как-то спокойней: со
стороны посмотреть — обычная гетеросексуальная пара.
Лола попудрил сизый нос и торжественно объявил:
— А сейчас, целки мои, перед вами выступит божественная Чики-Чики-сан,
звезда японского стриптиза.
Заиграла подвывающая восточная музыка, и на эстраду, мелко семеня,
выбежала хорошенькая раскосая девушка в белом кимоно. Она грациозно
закружилась, обмахиваясь веером. Уронила с плеч белое кимоно, под ним
оказалось алое. Танцовщица раздвинула полы, выставила вперед стройную голую
ногу. Зал восторженно засвистел, заулюлюкал.
— Пойдем отсюда, — потянула Фандорина за рукав Валя. — Никакая это не
японка, а один шитхед из Улан-Удэ. И чего их всех от него прет?
— Ревнуешь? — засмеялся Николас, протискиваясь к выходу. — Выступила бы
сама. Валя фыркнула:
— Буду я танцен-шманцен перед всякими педерастами.
Но видно было, что успех псевдояпонки задевает ее за живое.
В третьем зале, самом большом из всех, располагались ресторан и, в
дальнем углу, дансинг, откуда доносилась однообразная музыка, несколько
напоминающая скрежет дворников по сухому стеклу.
— Супер! — прижала руки к груди Валя. — Вот это музон, вот это драйв!
Как вставляет! Пройдет двести лет, и про нас скажут: лаки бэстардз, они были
современниками великого ди-джея Кавалера Глюка.
— Разве эта музыка имеет что-то общее с Глюком?
Фандорин напрягся, вслушиваясь, но никакого сходства не обнаружил.
— А то нет? — полуприкрыла затуманенные глаза Валя. — Я сейчас, у меня
колл оф нейча.
Отлучилась в туалет — на каких-нибудь две минуты, но когда вернулась,
ее было не узнать: в расширенных зрачках посверкивали шальные искорки, рот
расползался в блаженной улыбке, а все тело так и вибрировало в такт музыке.
— Шеф, аванти! Оторвемся в астрал! — Она схватила Николаса за руку и
потащила к танцплощадке. — Не то сейчас сдохну! Там гром, а я молния!
Успела глотнуть или нюхнуть какой-то дряни, догадался Фандорин. То ли
экстази, то ли кокаина. А может, и «молнии» — кажется, есть такое зелье. Он
знал по опыту, что сейчас вправлять Вале мозги — пустое занятие. И все же не
сдержался. Сердито сказал:
— Пойди, пойди, растрясись. А когда из тебя дурь выйдет, потолкуем
всерьез.
Но Вале сейчас все было нипочем. Видимо, уже оторвавшись от земной
поверхности, она крикнула бредовую фразу:
— Фитилек-то прикрути, коптит!
И, пританцовывая, двинулась в направлении дансинга.