А где остановился? Черт, не вспомнить.
Ну, будет ему сейчас за забывчивость.
Сказку досказывать не пришлось — хоть в этом вышла Николасу амнистия.
Близнецы, не дождавшись возвращения сказочника, уснули, причем Геля
перебралась к брату в кровать и положила золотистую голову на его плечо.
Эта поза выглядела до того взрослой, что Фандорин вздрогнул. Права
Алтын, специалистка по вопросам пола! Нужно расселить их по разным комнатам.
Пятый год жизни — как раз период первичного эротизма. И уж во всяком случае
не следовало нести чушь про любовь между братом и сестрой!
Но в следующий миг он увидел свисающую из под одеяла руку Эраста с
крепко зажатой игрушечной шпагой и устыдился своей взрослой испорченности.
Бросил детей в темном лесу, перед разинутой пастью страшного волка, а сам
ушел и долго не приходил. Вот Геля и кинулась к брату за защитой.
Николас осторожно разжал пальцы сына, вынул шпагу. Вышел на цыпочках,
судорожно стиснув пластмассовое оружие.
Чушь, какая чушь! «Гад и обманщик»? «Приговаривается к истреблению»?
Один день похож на другой, и от этого кажется, что жизнь обладает
логикой и смыслом. Так, должно быть, полагает и улитка, греющаяся на рельсе
железной дороги. А потом невесть откуда налетит огромное, черное, лязгающее,
от чего нет спасения… За что, почему — есть ли что-нибудь пошлее и глупее
этих вопросов? А ни за что, а ни почему. Так природа захотела, почему — не
наше дело.
Слава богу, дома не было жены, и никто не видел постыдного Никиного
метания по комнатам, не слышал бессвязных и жалких причитаний.
Чтобы положить конец истерике, он выпил три неразбавленных виски, и на
помощь пришел мудрый алкогольный фатализм: чему быть, того не миновать, а
побарахтаться в любом случае стоит. Решив, что утро вечера мудренее,
Фандорин лег в кровать, для верности проглотил еще две таблетки
успокоительного, и ему сразу же приснился успокотельный сон. Будто он умер,
но в то же время как бы и не умер. Лежит этакой спящей красавицей в
хрустальном гробу и посматривает вокруг. Там, снаружи, гроза, сверкают
молнии, дождь колотит по прозрачной крышке, но замечательная усыпальница
уютна и надежна. Беспокоиться ни о чем не нужно, идти никуда не нужно, и
вообще делать ничего не нужно, потому что любое действие нарушает гармонию.
Эта мысль показалась сонному мозгу Николаса гениальным в своей величавой
простоте открытием. Уже полу проснувшись, он все продолжал додумывать ее,
вертеть так и этак.
Нам только кажется, будто с нами что-то происходит и что мы
перемещаемся во времени и пространстве. Нет, мы, то есть Я, — единственная
фиксированная точка во всем мироздании. Вокруг может твориться что угодно,
но моя незыблемость гарантирована, улыбался еще не открывший глаза Фандорин.
Хрустальный гроб — отличный образ, подумал он, потягиваясь.
Хрустальный гроб — отличный образ, подумал он, потягиваясь. Но тут за окном
действительно грянул гром, задребезжали залитые дождем стекла, и под напором
ветра распахнулась форточка. Первое, что пришло в голову испуганно
вскинувшемуся Николасу, — не переоценил ли он прозрачность и прочность такой
необычной гробницы.
Глава шестая. УТРАЧЕННЫЙ РАЙ
Сейчас, сейчас растопыренная пятерня подденет за ворот или за рукав, и
тогда сей тесный закут воистину обернется для Митридата Карпова усыпальным
склепом. Совершенно невозможно представить, чтобы два изверга, злоумышляющие
против самое великой императрицы, оставили в живых свидетеля своего
душегубства. Прикидываться малолетним несмышленышем бесполезно — итальянец
видел, как Митя перед светлейшим красовался, чудесами памятливости блистал.
Зефирка сердито заворчала, цапнула и прижала к груди какое-то из своих
сокровищ, но этого ей показалось мало, и мартышка укусила настырную ручищу
за палец.
Гвардеец чертыхнулся, но руки не отдернул, вот какой храбрый.
— Крыса! — пропыхтел он. Ну, я тебе… Схватил Зефирку за ногу, выволок
к свету. Та жалобно заверещала, блеснул зажатый в лапке хрустальный флакон.
— Шишки смоленые! Глядите, Еремей Умбертович, — загоготал Пикин. —
Никакой не Ворон склянку стащил, а иная птица, сорока-воровка! Зря
напугались. Ну-ка, что там у ней еще за добыча.
Митя и дух перевести не успел — загребущая рука потянулась к нему
сызнова.
Охваченный ужасом, он подпихнул ей навстречу все, что лежало в
надпечье: и съестные запасы, и свою пряжку, и старичкову звезду.
Звезда-то его и спасла.
— Ото! — Пикин с грохотом спрыгнул на пол. — Давайте делить добычу,
ваше превосходительство. Пряжку вам, печенье с яблоком, так и быть, тоже, а
Сашку Невского мне. Алмазы повыковыряю, закладчику снесу, вам же польза
будет — часть долга уплачу.
Жалко стало Мите старичка, а что делать?
— Маленькая какая, будто игрушечная или детская, — рассеянно
пробормотал Метастазио (про пряжку — больше вроде не про что). — Ладно, все
хорошо что хорошо кончается. К делу, Пикин. Этими камешками вы с долгами не
расплатитесь. А вот если нынче все исполните в точности, то мы квиты. Как
только у старухи ночью начнется мигрень и рвота, получите все свои векселя и
расписки. А когда вступит в силу завещание, я вам новый кредит открою, на
десять тысяч.
— На пятьдесят, — сказал бравый преображенец. — И еще мало будет,
Шишкин корень. Если курносый останется с носом (ха, каков каламбур!), вы с
Платоном всю Россию в карман положите. Затопали к выходу. Слава Богу, ушли.
Можно было вылезать.