Выдержка из истории болезни и копия медицинского заключения на
нескольких страницах. Еще анализы, акты, рецепты.
Фандорин вздохнул, почтительно положил пакет на стол. Как грустно
видеть обрывки чужой жизни — сломанной, незадавшейся.
Выпрямился. Заметил в углу над телевизором полочку. Никак икона?
Подошел — точно. Новодельная литография: суровый Лик Господень и
подпись славянской вязью: «Се, Бог наш суд воздает и воздаст. Исайя, 35:4».
Удивился набожности бывшего корреспондента «Правды» только в первый
момент. Потом напомнил себе, что нынешние российские коммунисты совсем не
похожи на былых большевиков: ни тебе атеизма, ни интернационализма. Графу
Уварову и обер-прокурору Победоносцеву они пришлись бы по душе.
Трогательно было еще и то, что лихие люди, разгромившие квартиру, на
пол икону не сбросили. На полке, конечно, пошуровали (Фандорину с высоты
двухметрового роста было видно потревоженную пыль), но от кощунства
воздержались. Что ж, в России нынче и бандиты все сплошь богомольные — на
шее крест носят, церквам колокола дарят. Прямо как в Сицилии.
Однако пора было возвращаться в рамки законопослушности.
Николас набрал номер, обозначенный на карточке оперуполномоченного, и
после первого же сигнала в трубке раздался голос капитана:
— Аюшки.
Фандорин суть объяснил коротко, не вдаваясь в дедуктивные подробности,
— просто сказал, что установил личность убитого и находится в его квартире,
где кто-то уже успел побывать с обыском. Куда многословнее были извинения по
поводу незаконного вторжения в жилище гражданина Шибякина. Николас даже
честно рассказал, как испугался соседа, но Волкова то ли не заинтересовали
эти подробности, то ли он в них не поверил. Так или иначе, претензий
предъявлять не стал.
— К черту детали, Николай Александрович. Я еще вчера понял, что вы
человек серьезный. Оперативно, ничего не скажешь. Как говорится, снимаю
шляпу. Диктуйте адрес и телефон, сейчас подскочу. Я мигом.
В ожидании капитана Николас сначала стоял у окна, потом поднял
перевернутый стул, сел. Решил больше ничего не трогать и по комнатам не
ходить — и так уже насвоевольничал предостаточно..
Шибякина, пусть он и убийца, было жалко. У человека умерла жена, и он
свихнулся от горя — такая любовь поневоле вызывала уважение. Он говорил:
тяжелая, неизлечимая болезнь. Какая?
Снова взял в руки пакет с надписью «Люба». В нем тоже порылись, но не
слишком старательно — похоже, наскоро перелистали бумажки, да и сунули
обратно. Любителей «Отвязного радио» история болезни и смерти мадам
Шибякиной не заинтересовала, а для Ники после вчерашнего разговора со
вдовцом и просмотренных фотографий эта самая Люба стала реальным, почти
знакомым человеком.
Рекламка частной клиники «Клятва Гиппократа» с обведенньм фломастером
слоганом «Для нас нет неизлечимых болезней!»; вырезанные из газет и журналов
объявления знахарей и целительниц — безмолвная хроника постепенного
сошествия в ад. Что же с ней все-таки стряслось?
Николас взял мелко исписанные листки, озаглавленные «Посмертный эпикриз
Л. П. Шибякиной 1949 г. р.». Пояснительный подзаголовок:
«Составлен по письменному запросу супруга покойной И. И. Шибякина в
дополнение к истории болезни. Ну и почерк у медиков, нарочно что ли их
обучают этой вавилонской клинописи, чтобы не прочли непосвященные?
Многих слов расшифровать не мог, а из тех, что разобрал, половины не
понял, там сплошь шли специальные термины. Заболевание Л.П.Шибякиной было не
из экзотических — лейкоз. Непосредственной причиной смерти, как сообщалось
на третьей странице, стала острая сердечно-легочная недостаточность на фоне
двухсторонней пневмонии как. следствия крайнего ослабления организма. Однако
на этом записи не кончались. Того же цвета шариковой ручкой, вплотную к
финальному «летальный исход наступил в 4.30 утра», было приписано: «Девять
дней. Люба, где ты? Сорок дней. Люба, почему ты мне не снишься?»
Фандорин вздрогнул, подошел к окну, чтобы на записи падало больше
света.
Это был другой почерк, хоть тоже мелкий и корявый — если не
вчитываться, казалось, что продолжается текст медицинского заключения. Еще
одна история болезни, теперь уже душевной.
Сострадательно вздыхая, Николас читал скорбный поток сознания. Судя по
всему, вдовец делал приписки с интервалами, в разные дни, но поначалу дат не
ставил — они появились лишь в самом конце.
«Гады жиреют, а тебя нет. Люба, приснись!!! Люба, я больше не могу.
Люба, я сумасшедший, я разбил телевизор, там был гад, он снова врал. Люба,
Люба, Люба, Люба, Люба, Люба, Люба, Люба (и так четыре строчки подряд).
Сегодня год. Весь день ходил, смотрел, видел тебя три раза: в трамвае, потом
в машине и в витрине. Почему уехала, почему растаяла? Приснись, умоляю! 9
июня (число подчеркнуто двумя линиями). Спасибо, Люба! Все понял, все
сделаю. Мне отмщение и Аз воздам! 13 августа (подчеркнуто тремя линиями). Я
не один!!!» На этом записи кончались.
В общем, все было ясно. Ровно через год после смерти жены бедному Ивану
Ильичу наконец приснилась безмерно обожаемая Люба и, подобно тени отца
Гамлета, потребовала возмездия — отомстить за нее и прочих жертв обмана
«гадам», которые «жиреют». Ничего удивительного, именно к такому сновидению
безумец себя подсознательно и готовил. Главная загадка тут в последней
фразе. Что означает:
«Я не один!!!»? Очевидно, то, что у мстителя нашелся единомышленник.
Или единомышленники. Кто? Это уж пусть выясняют криминалисты, теперь им и
карты в руки.