— Первое. Я высоко ценю вашу откровенность. Понимаю, чего вам стоило прийти
ко мне. И скажу только одно: вы не пожалеете о своем решении. С этого
момента я беру вас под свою защиту. И вообще… — Он смущенно закашлялся —
видно, не привык говорить эмоционально. — Я не люблю расширять свой ближний
круг, потому что считаю себя человеком ответственным. В том смысле, что за
каждого из близких мне людей я отвечаю. Полностью — всем, что имею. Так вот,
Николай Александрович, считайте, что вы в этот круг вошли. И все, хватит об
этом. — Он поднял руку, видя, как взволнованно задрожали губы собеседника. —
Давайте я введу вас в курс проблемы, а потом уж будем принимать конкретные
решения. Садитесь.
Они сели в кресла друг напротив друга.
— Значит, мы оба — и я, и Ястыков — были приговорены к смерти какими-то
полоумными «мстителями»? Референты наверняка выкинули бумажку с идиотским
приговором, не придали ей значения. Сумасшедшие мне пишут довольно часто. Но
я выясню. Когда, вы говорите, это было?
— Сейчас. Я переписал с листка в записную книжку. Вот: директор АО «Фея
Мелузина», приговор вынесен 6 июля и в тот же день вручен.
— Угу. — Мират Виленович тоже достал маленькую кожаную книжечку с
золотым обрезом, сделал пометку. — Что ж, логическая цепочка очевидна. В
отличие от меня, Ясь отнесся к приговору серьезно, поручил этой своей Жанне
разобраться. Какие у них все-таки, по-вашему, отношения? Кто они: любовники
или заказчик и исполнительница?
— Разве одно исключает другое?
— У серьезных людей безусловно. А судя по вашему рассказу, Жанна
Богомолова или как там ее на самом деле — профессионал экстра-класса.
— Тогда заказчик и исполнительница. Она называла его «клиентом».
— Ясно. Жанна вышла на вашего странного посетителя, этого, как его… —
Шибякина.
— Да, Шибякина. Через него на вас, решив, что вы тоже имеете отношение
к «мстителям». Да вы еще и укрепили ее в подозрениях, сначала слишком быстро
установив личность Шибякина, а потом прислав в офис «Доброго доктора
Айболита» факс с предостережением. Говорите, мне тоже прислали? Я не видел —
был в Германии, а секретарша, должно быть, опять не придала значения. Но
вернемся к Жанне. Она обязана была разобраться, что вы за фрукт. Ну, а когда
разобралась, решила найти вам применение… — Мират Виленович невесело
улыбнулся. — «Болевую точку» она вычислила безошибочно, отдаю должное
профессионализму. Найти дочь, после стольких лет… Только для того,
чтобы… — Он покашлял, справляясь с голосом, и сдержанно закончил. —
Разумеется, ради спасения Миранды я отступился бы от «Ильича». Нет вопросов.
— От кого? — моргнул Николас. — От какого еще Ильича? Неужели…
— Да нет, Владимир Ильич тут ни при чем, — усмехнулся Куценко. — И
идеология тоже. «Ильич» — это Ильичевский химкомбинат. Слышали про такой?
Нет? Ну как же, это последний из гигантов советской фармацевтической
индустрии, остававшийся неприватизированным.
Слышали про такой?
Нет? Ну как же, это последний из гигантов советской фармацевтической
индустрии, остававшийся неприватизированным. Там производят снотворное и
некоторые психотропы, поэтому по закону производство должно было оставаться
в ведении государства. Но недавно регламентация была пересмотрена, и
продукцию «Ильича» вывели из категории сильнодействующих препаратов.
Объявлен тендер на покупку контрольного пакета. Претендентов набралось с
полдюжины, но серьезных только двое: Ясь и я. Вот вам и подоплека всего
этого триллера с киднеппингом.
— То есть «Неуловимые мстители» здесь вообще ни при чем? — Фандорин
растерянно перелистал записную книжку с именами приговоренных. — Но ведь
кто-то убил этих… Зальцмана, Зятькова.
— Да, и теперь я отнесусь к этой угрозе самым серьезным образом. Но
психи психами, а бизнес бизнесом. Господин Ястыков отнюдь не сумасшедший,
можете мне поверить. Мой заклятый враг и распоследняя гнида — это да.
В устах сдержанного доктора эти слова были настолько неожиданны, что
Николас дернулся.
— Этот человек всю жизнь стоял у меня поперек дороги, — тусклым от
ярости голосом проговорил Куценко. — Никогда не забуду, как… Ладно,
оставим детские травмы в прошлом. Лучше давайте о настоящем.
Поиграл желваками, как бы дожевывая остатки эмоций. Снова сделался сух,
деловит.
— Вы не представляете, что значит эта сделка. Не только лично для меня.
Для всей страны, уж простите за пафос. Понимаете, у нас практически
отсутствует фармацевтическая промышленность. Во времена социалистической
интеграции за производство лекарств отвечали Венгрия и Польша, что-то
закупалось в Индии, в счет уплаты государственного долга. Оригинальных
препаратов у нас не изготавливали вовсе, одни дженерики — ну, копии
зарубежных лекарств. На разработку нового оригинального лекарственного
средства нужно потратить лет десять исследований и сотню-другую миллионов
долларов. Нашему государству это не под силу, частным производителям тем
более. Если же мне удастся купить Ильичевский комбинат, наша фармацевтика
вступит в новую эру. У меня есть инвестор, германский концерн с мировым
именем, готовый вложить в модернизацию «Ильича» и разработку оригинальных
препаратов четверть миллиарда. Представляете, что это будет? На
отечественной производственной и научной базе, собственными силами мы начнем
изготавливать новые лекарственные продукты, не имеющие аналогов, а стало
быть, конкурентоспособные на мировом рынке! Впервые с незапамятных времен.
Вы только вдумайтесь!
Николас попробовал вдуматься, но особенного впечатления эта перспектива
на него не произвела. Какая разница, где произведены лекарства? Были бы
хорошими да не слишком дорогими, и ладно.